Кровный долг - Рори Майлз
Он до сих пор носит нелепый костюм с эмблемой Кровной Мафии. Он также по-прежнему невероятно хорошо выглядит в грубой и беспорядочной манере. В тусклом свете я вижу небольшой шрам посередине его правой брови и неровный шрам на шее. Во всяком случае, они придают ему опасную сексуальную привлекательность.
Меня это вообще не касается.
Может быть, хорошая внешность является обязательным условием для вступления? Кого я обманываю? Я знаю необходимое условие, и оно не имеет ничего общего с внешностью, а связано только с кровью.
— Вот. — он ставит передо мной пятилитровое ведро.
Я смотрю на оранжевое ведро.
— Ты не можешь быть серьезным.
Очень медленно, покрытая шрамами бровь изогнулась, и он сверкнул мне клыками, когда улыбнулся.
— Поверь, я не нахожу ничего из этого смешным.
Он не такой веселый, как тот парень.
Мой взгляд падает на мои ограничения.
— Мне нужно избавиться от них.
— Не дерись со мной. Я не такой нежный, как Грейсон.
Итак, у забавного есть имя.
— Ничего не обещаю.
Он пристально смотрит на меня, когда я хлопаю ресницами.
— Не испытывай меня, Деметрия.
Я не удивлена, что он знает мое полное имя. К настоящему времени они, вероятно, знают все, что нужно знать о Деметрии Баррере. Это действительно просто. Брошеная матерью в возрасти пяти лет после смерти отца. К счастью для меня, хорошая пара захотела милую маленькую девочку, в которой можно было бы души не чаять. Я вела себя как бандитка, когда дело дошло до усыновления. Мама и папа были обеспечены и уделяли мне много внимания, чтобы смягчить боль от потери моих настоящих родителей. Все, что у меня от них осталось — это выцветшая фотография на пробковой доске в моей квартире.
Пока я бродила по переулкам воспоминаний, он расстегнул цепи на моих лодыжках. Я вытягиваю ноги по очереди, пока он развязывает мне запястья. Когда цепи ударяются о спинку стула, я вскакиваю и бросаюсь убегать. Или пытаюсь.
Мужчина хватает меня за руку и прижимает к стене. Его тело крепко прижимается к моему, и я игнорирую раздражающее сжатие глубоко внутри меня. Я балансирую на грани, почти спотыкаюсь о грань законченного психа. Мне не нужно добавлять Стокгольмский синдром к длинному списку того, что со мной не так. Его пальцы впиваются в мою кожу, когда он держит мои руки над головой.
— Я же говорил тебе не создавать проблем.
— Ммм, нет, ты сказал: не дерись со мной и не испытывай меня, но ты никогда не говорил ничего о том, чтобы создавать проблемы. — когда я подражаю ему, я делаю свой голос глубоким и хриплым.
— Хочешь знать, что произойдет, если ты выберешься из этой комнаты?
Его тело тяжело прижимается к моему, а моя грудь быстро поднимается и опускается. Адреналин, смешанный с тревогой, заставляет меня нервничать.
— Если бы ты выбралась отсюда, ты бы пошла прямо к кафетерию, полному голодных вампиров.
Мое сердце трепещет, когда он произносит это слово, и он улыбается мне понимающей улыбкой. Он слышит мой страх.
— Нет ничего лучше свежей, — он прижимается носом к моей шее и делает глубокий вдох. — Горячей, — он прижимается губами к моему пульсу. — Вены. — заканчивает он, пока его губы ласкают мою кожу.
Дрожь, пробежавшая по моей спине, вызвана в равной степени страхом и предвкушением. Меня никогда раньше не кусали. Часть меня задается вопросом, как бы это ощущалось. Я слышала, как некоторые женщины говорили, что это опьяняет. Хотя сообщения СМИ показали, что другие плакали и были травмированы этим опытом.
Его острые зубы царапают мою шею, и я задыхаюсь, прижимаясь спиной к стене. Я не готова узнать, каково это. Либо это, либо мой инстинкт выживания наконец-то сработал и пытается сохранить мне жизнь.
Мрачный смешок, который он издаёт, скользит по моей коже, и в ответ по всему телу пробегают мурашки.
— Поросенок, поросенок, впусти меня.
Я сглатываю комок в горле.
— Ты слишком уродлив, чтобы быть большим плохим волком.
Он снова смеется.
— Мы оба знаем, что это ложь.
— Я собираюсь пописать на тебя, если ты меня не отведешь.
Отстранившись от меня, он с отвращением морщит лицо и подталкивает меня к ведру.
— Тогда тебе лучше поторопиться.
Я хмурюсь на него.
— Отойди.
Он качает головой и ударяет ногой о стену, прежде чем откинуться назад.
— Босс убьет меня, если я оставлю тебя в покое и без цепей.
Мое лицо краснеет от смущения, но мочевой пузырь прогоняет его. Я снимаю шорты и нижнее белье. К счастью, он не смотрит на меня. Я смотрю на него, пока справляю нужду.
— Ты знаешь, что собаки следят за тобой, когда идут в туалет, потому что с тобой они чувствуют себя в безопасности, и их инстинкты подсказывают им, что ты прикроешь им спину?
Я издеваюсь.
— Я не собака, и с тобой я не чувствую себя в безопасности, засранец.
— Меня зовут Кольт.
— Конечно да.
Когда я говорю это, он смотрит на меня, его брови удивленно сдвигаются вместе.
— Ты мне не веришь?
Я пожимаю плечами и встречаюсь с ним взглядом, не заботясь о том, что сижу на корточках над пятилитровым ведром, пока сохну на воздухе. Этот придурок даже туалетной бумаги не принес.
— У меня буквально нет причин верить всему, что ты говоришь.
Кольт кивает.
— Справедливо.
Проходит еще минута, прежде чем я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы натянуть шорты. Кольт снова отводит глаза. Разве не странно, что вампир и мафиози достаточно добр, чтобы позволить мне сохранить хоть каплю достоинства?
— Сядь.
Беру свои слова обратно.
— Я не буду драться.
У Кольта насмешливая ухмылка, и он указывает на стул.
— Ложь ни к чему не приведет.
Единственные вещи, которые я могу использовать в качестве оружия в комнате — это стул и ведро, полное мочи. Я не хочу быть заляпанной собственной мочой, так что это стул.
Кольт издает рычание, когда я бегу его подобрать. Он на шаг позади меня, и это дает мне достаточно времени, чтобы развернуться с высоко поднятым металлическим стулом. Он хватается за сиденье руками, оставляя вмятины на металлической раме со своей сверхъестественной силой, и его глаза темнеют от разочарования.
— Я говорил тебе не драться.
Стул ударяется о дальнюю стену и падает на пол грудой обломков. Заметка для себя: не зли Кольта. Он не такой кокетливый, как Грейсон, когда злится.
— Надо было попробовать. — признаюсь я, не испытывая ни грамма раскаяния.
Он выглядит почти ошеломленным моим комментарием, но быстро меняет выражение лица. Он достает из кармана
