Пламенько. Часть первая - Семён Сициер
Обычно в таких ситуациях он бы предполагал сам для себя разные сценарии того, как могло бы сложиться, сделай он что-то или скажи что-нибудь. Но сейчас он не располагал к себе такие сюжеты, потому что понимал, что он и вправду мог что-то сделать и мог что-то сказать, но отказался от этого. И мысли его опять зациклились на этом отказе самому себе.
Луке нравилось, что его приятель по перекуру был столь молчалив и спокоен. Порой даже складывалось впечатление, что этот здоровяк думает о том же самом, о чём и Лука, что, обращаясь к виду этого самого приятеля, невольно вызывало у Луки улыбку, чуть не до смеха.
Бугай, заметив, что Лука, глядя на него, улыбается и сам начал добро лыбиться в ответ, что ещё больше позабавило Луку.
Вдруг откуда-то из дома послышались недовольные крики старушки, Лука и его приятель сразу повернули голову в ту сторону откуда эти крики доносились, и которые стремительно приближались к выходу на улицу. Сначала стремглав выскочила собака, пока, наконец, со страшными французскими ругательствами, из дома не выбежала старушка, держа в руках веник, которым она, вполне однозначно, хотела отлупить приятелей-курильщиков.
Лука и бугай бросились в бегство, кто куда. Так и собака, подразумевая, что началась игра, с лаем, рванула в поле.
Старушка помчалась в первую очередь за, надо полагать, её внуком, который, в свою очередь, поняв, что погоня ведётся за ним, повернул и побежал за Лукой.
Сам Лука, разразившись громким озорным смехом, бежал, что есть мочи, куда глаза глядят.
Прыжком через забор, и ещё прямо по грядкам.
Жалкие, хлипкие башмаки, что были на нём, отслаивались и разваливались в полёте. Но Лука не сбавлял темпа, ему, что чувствует, как есть, семнадцать, он неуловим!
И неожиданно для него самого, в глазах начало темнеть, всё вокруг стало замедлятся. Лука резко остановился, встав посреди поля. Смех затих, и улыбка сползла с его лица. Вся жизнь в его глазах моментально испарилась, ей на смену встала страшная опустошённость.
Лука вновь очнулся во тьме.
Жуткий холодок по коже неспешно тянулся от конечностей к сердцу, так тьма приветствует пробудившегося в своей обители.
Ещё с минуту он сидел и просто смотрел куда-то в чёрную пустоту. Затем, всё же, стало слишком холодно, и он достал из жестяной банки горящую там деревяшку и поместил её обратно в лампу.
Поднявшись, он взял тележку и отправился домой.
Той же дорогой, — те же два часа, так же, быстрым шагом. Ведь во тьме никто не ходит медленно.
Вернувшись домой, Лука разгрузил тележку, разложив все материалы по своим местам. Он молча пересёкся с отцом, они лишь мельком, мимо взглянули друг на друга, — отец по глазам Луки понял, что с деревом всё хорошо, а Лука разглядел, что ненужный для него самого диалог можно опустить.
Лука устроился удобно у костра и, без особых колебаний, занырнул в пламенный мир.
Глава 3
Тихая больничная палата. Красноватый вечерний свет из окна.
Очнувшись, Лука огляделся вокруг и застал привычную для себя картину. В этой больнице он бывал множество раз. Можно даже сказать, что он здесь был постоянным посетителем, пускай, персонал больницы этого и не помнит.
Кардиограф попикивал; тянулись трубки; в коридоре была оживлённая, но, в то же время, размеренная больничная суета. В палате полёживал на своей койке старик, то ли увлечённый крепким сном без храпа, то ли отдавшийся глубоким раздумьям с плотно закрытыми глазами.
Лука проминал больничное одеяло, приоткрыв рот и шевеля челюстью, испытывая скрипучую неприязнь к тому материалу, которым было соткано всё здешнее постельное. Он не мог не убедиться, что ему вновь будет отвратно от прикосновения к белоснежным, будто ещё открахмаленным полотняным поверхностям. Отвергнув от себя всё это, в обыкновении, раздражающее его, Лука сложил руки за голову. Он расслабленно полёживал в своём новеньком больничном халатике, в ожидании, что к нему кто-нибудь подойдёт, заметив, что он пробудился.
Так и произошло.
Вскоре в его палату пожаловало знакомое лицо — та самая девушка, с которой его оставила сестра, только вот уже одетая в белый медицинский халат. Было видно по схмурившемуся Луке, что это его не то что не обрадовало, но определённо вызвало в нём предчувствие некого затруднительного положения.
— Здравствуйте — Начала девушка — Я медсестра, меня зовут Соня. Вы находились — Она запнулась в, будто бы недоверии собственным словам — в коме несколько часов. — И, видимо уже не сдержав своё независимое мнение, проговорилась — Во всяком случае, так считает ваш лечащий врач.
Лука смутился, спросив:
— А у вас иное мнение?
— Мне трудно сказать, всё-таки я не врач. Но, как по мне, обычно от обжорства в кому не впадают. Тем более, из неё — Соне трудно было подобрать подходящую формулировку — не выскакивают так, как та девушка, которая была с вами.
— Это моя сестра — Перебил её Лука. — И, с чего вы взяли, что она впала в кому?
Медсестра кивнула, высматривая что-то в бланке и перелистывая его.
— Я о чём и говорю. Я не думаю, что она впала в кому и не думаю, что вы впали в кому. С вами обоими произошло что-то очень похожее. А вы ещё и брат с сестрой, что уже может наводить на мысли о каком-то заболевании, которое вам передалось по наследству, да и ещё этот мрачный узор у вас на всю грудь, который не сильно похож на татуировку… — Соня сделала томную пазу, после, посмотрев прямо в глаза Луке, спросила:
— Так что с вами и вашей сестрой? При вас не было никаких документов, имя ваше мы не знаем, мы не можем посмотреть вашу историю болезней.
— Эуф… — Замешкался Лука. Желающий сменить тему с документов, он сказал лишь:
— Не знаю, такого раньше не было.
— Не было? — Удивлялась Соня.
Лука молчал.
Соня прервала неловкое затишье:
— Когда ваша сестра упала в обморок, вы отталкивали меня…
— Я вас не отталкивал — перебил Лука.
— Хорошо… — Продолжила Соня — Но, всё же, вы настойчиво уверяли меня, что всё нормально и с ней такое бывает. А теперь говорите, что такого раньше не было.
Лука чувствовал себя зажатым, будто он стоял у доски, не зная, что сказать, но не желая признавать, что не выучил уроки.
— Да
