Рай во грехе - Алексей Бачаев
– Я не знаю. Решу потом.
– А если ты попадешь не в рай, а в ад? – вновь просипел Борода.
– А что такое ад?
– Это место, куда попадают плохие люди.
– Не бойся Мэлл, ты туда точно не попадешь, ты очень хороший. Ты точно попадешь в рай. Только тебе сначала нужно научиться целоваться. – Успокоила пришельца Даша. Она сидела под плащом и жарила на костре помидор.
– Зачем. – спросил ее Мэлл.
– Не знаю. Я просто не знаю, что делать в раю, если ты не умеешь целоваться.
– Валяться в облаках и заплетать косички ангелам. – предложил Борода.
– Глушить вискарь. – добавил Андрей.
– Грешить и ждать, когда тебя, наконец, оттуда выгонят! – прокричала Настя. Она закончила танцевать и, набросив на голову Мэлла цветочный венок, села к костру.
– А что с тобой сделают, если ты провалишь задание? – поинтересовался Андрей. Ты так беспокоишься, как будто тебя за это побьют камнями и сожгут на костре.
– Мне ничего за это не будет. – ответил Мэлл.
– Так может просто забить тогда на это, если ничего не будет. Все ведь не плохо. Миссия невыполнима. Слетал на недельку на другую планету, покайфовал здесь, а потом обратно домой. Ты явно не умеешь извлекать выгоду из своей работы. Я бы вот на твоем месте поставил себе шезлонг на берегу моря, взял коктейль и валялся бы там неделю, пока от выпивки и секса не начала бы болеть башка.
– Я так не могу. Я должен сделать это для себя. Это мой путь. Я должен умереть, чтобы проверить.
– Чувак, вот теперь я точно уверился, что ты никакой не пришелец. Ты точно сумасшедший. Он может кайфовать сколько влезет, а вместо этого собирается подохнуть.
– И тебе нравится твой путь? Ты счастлив? – подала голос Настя.
– Нет.
– А почему тогда ты думаешь, что с него нельзя свернуть? Почему ты считаешь, что это именно твой путь?
– Я не хочу в этом сомневаться. У нас запрещено сомневаться так же, как у вас просить показать древо познания. Сомнения все убивают.
– А что еще можно убить в себе, когда ты и так несчастлив. Убить свое несчастье?
– Я не знаю.
– А я знаю. Ничего. Убить можно только время, потратив его на поиски ерунды, и себя, а все остальное бессмертно. Скажи, ведь ты хотел бы остаться здесь? Ведь тебе здесь нравится. И тебе нравлюсь я!
– Я не могу.
– Ты можешь. Ты не можешь только найти райскую яблоню, которой нет, но зачем-то пытаешься ее найти, усложняя жизнь себе и всем вокруг. Это все равно, что страдать от голода в тропическом лесу, где на тебя сверху падают бананы, только из-за того, что ты в это время дня обычно перекусываешь сандвичами и не можешь отступить от правила.
– Если бы я оказался в джунглях, где одни бананы, я бы тоже предпочел умереть с голода. – рассмеялся Андрей, а потом протянул кусок колбасы. – На пожуй колбасы, а то у тебя от голода похоже мозг чересчур просветлился.
– А еще есть? – попросил Борода.
– Тебе нельзя, Борода, ты слишком святой для такой еды. Чакры закупорятся.
– Сегодня можно.
– Если можно, лови и жарь сверчков, кто-то помнится утверждал, что они ничем не хуже…
Совсем скоро дождь закончился. Последние его капли отбарабанили по степи, после чего все затихло. Все вдруг стало таким тихим, будто вовсе ничего не было. Но в свете появившейся из-за облаков луны уже были видны, тянущиеся до самого горизонта, холмы и небольшая гряда деревьев, и почувствовать себя одиноким среди этой, искрящейся в лунном свете, красоты было невозможно.
– Лучше, наверное, ее не есть. – просипел Борода, обращаясь к Мэллу. Пришелец держал над огнем, насаженную на палку, сосиску, которая горела вместе с костром и была уже похожа на головешку. Мэлл поднес ее ко рту, но тут же отвел обратно.
– Это нельзя есть. Оно пропитано злостью.
– Если под злостью ты подразумеваешь химикаты, то да. – рассмеялся Борода. – Хотя если ты собираешься откинуться сегодня, то это один из вариантов.
– Я решил, что умру чуть позже. Сначала нужно все продумать до конца. Нужно придумать, как я оттуда вернусь.
– Ну, смотри. Оттуда пока еще никто не возвращался, едва ли на этом свете ты найдешь такую информацию.
– Тогда я найду ее там.
– Ну, как скажешь. А можно, когда ты соберешься откинуться, я заберу твои очки?
– Нет.
– В них ничего не видно. Ничего хорошего, по крайней мере. – успокоила Настя Бороду.
Даша дремала на коленях Андрея, а Андрей дремал, откинувшись на подставленный под спину рюкзак.
– Хорошее не всегда хорошо. – ответил Мэлл. За всю свою жизнь он не чувствовал себя так паршиво.
– А что там в них такое… в очках? – заинтересовался Борода.
– Там комната, в которой кто-то прячется от жизни.
– Я не прячусь. Просто я…
– Ты боишься.
– Нет.
– Хочешь прямо сейчас узнать, что познала Ева.
– А это возможно?
– Да.
– Я хочу. – ответил Мэлл.
– Тогда вставай.
Настя отвела пришельца немного в сторону, а потом проговорила, взяв его за руку.
– Помнишь, сегодня с утра ты сначала исчез, а потом появился прямо перед нашим фургоном?
– Помню.
– Ты ведь умеешь исчезать? Ты сможешь переместить нас куда-нибудь далеко отсюда.
– Куда?
– Куда угодно! Туда где тепло и хорошо. И где никого нет.
– Могу.
– Тогда сделай это прямо сейчас!
– Зачем.
– Тссс… не спрашивай, просто сделай это.
– Хорошо. Только закрой глаза и ни о чем не думай.
– Легко.
Мэлл сжал в своих руках ладони девушки, а потом закрыл свои глаза.
Борода, доедающий сосиску Мэлла, краем зрения увидел какую-то вспышку, но обернувшись в ту сторону, где она произошла, ничего не обнаружил.
– Ребят! Вы там? – крикнул он так, чтобы не разбудить Дашу с Андреем. Никто не отозвался. Борода решил, что пришелец просто унес Настю на свою планету, и со спокойной душой, вытерев руки о штаны, откинулся в траву. Через несколько секунд он уже дремал.
***
Маленькая рыжая белка, сидевшая на суку сосны, навострила свои уши, а потом юркнула вверх по дереву, скрывшись в кронах. Причиной ее тревоги были два человека, которые после яркой вспышки появились прямо под тем суком, где сидела белка. Их было очень легко рассмотреть в свете догорающего южного солнца. В маленькой сосновой рощице, покрывающей вершину крутого холма, было совсем тихо, так что даже с макушки сосны можно было различить каждое слово этих двух внезапных гостей.
– Где мы? – спросила девушка тонким и нежным голосом.
– Я не знаю. – ответил мужской голос, который был очень
