В плену медовой страсти - Элли Лартер

В плену медовой страсти

1 глава

В подземельях Арсанары непонятно: день сейчас или ночь, жарко снаружи или холодно, дождь или солнце, лето или зима. Здесь все это неважно. Законы природы здесь не работают, здесь работает закон кнута. Стоит ему взвизгнуть в воздухе и ударить тонким хвостом о горячую каменную землю, как тысячи рабов отрывают головы от кучи тряпья, служащего им подушками и одеялами, напяливают на себя черные от сажи, заскорузлые от пота балахоны и отправляются вглубь рудников добывать драгоценные йамимары — ультрамариновые самоцветы, ниспосланные жителям Ардана богом Эроном…

Но пока одни роют ногтями землю, вгрызаются в твердую породу, выковыривая драгоценные кристаллы, другие — там, наверху, — носят эти самые кристаллы в своих ожерельях, браслетах и серьгах. Говорят, йамимары дивно сочетаются с белоснежными тогами…

Другие. Не рабы. Свободные арданцы. Патеры, жрецы, торговцы, солдаты договорной армии…

Когда-то Исмин тоже была свободной арданкой. Ее отец, зажиточный крестьянин, имел свое поместье в деревне недалеко от столицы, а мать пряла пряжу из овечьей шерсти и продавала на ярмарках. Исмин помогала как могла: возилась с младшей сестренкой, выдирала ползучую повилику на огороде, скоблила щетками полы, мела паутину по углам. Пауки очень любили их дом: стоило избавиться от одной круглой липкой сетки, как на следующее утро уже появлялась новая… Мать все время смеялась и повторяла: «пауки — хранители домашнего очага, не мети паутину слишком старательно — выметешь все наше счастье».

Так и случилось.

Как-то раз в бурю отец не успел загнать овец под крышу, перепуганные животные проломили ограду пастбища и понеслись куда глаза глядят… Горькая участь постигла их: все до единой они сорвались в ущелье и погибли. Утрата оказалась страшной, а долги — неподъемными. Отец не смог заплатить ежегодный налог патеру Мэгли, и тот потребовал, чтобы мужчина отработал свой долг на рудниках Арсанары.

На следующий день отец должен был отправиться в путь, но утром, собирая по ущелью останки любимых овец, упал и сломал ногу. Патер Мэгли отказался давать отсрочку. Так на рудниках вместо мужчины оказалась его старшая дочь.

Исмин было тогда тринадцать лет.

Сколько ей было сейчас, она не знала. Шестнадцать? Семнадцать? Время здесь, на рудниках, текло совсем иначе: солнце не вставало и не садилось, над головой всегда была глухая и влажная стена черной породы, усталые ссутулившиеся тени мелькали в тусклом свете факелов, рабочий день длился вечность, а короткая ночь, когда можно было поспать, всего три или четыре часа… Потом спертый воздух снова разрезался кнутом, и приходилось вставать, чтобы таскать йамимары и до крови царапать ногтями землю. Со временем у нее развился кашель, который мучил ее и душил. Если она начинала кашлять во время работы — стража лупила розгами по спине. Если кашляла ночью — швырялись заплесневелыми хлебными корками другие рабы. Поспать уже много месяцев толком не удавалось.

Она уже и думать перестала, почему ее до сих пор не освободили и не вернули домой. Неужели она все еще не отработала долг? А может, ее родители и сестра погибли, и больше некому было вызволять ее с рудников?

Поначалу она пыталась выяснить это. Спрашивала, требовала встречи с патером Мэгли, но получала в ответ лишь насмешки и удары розгами по спине. В последний раз ее высекли так, что она трое суток не могла подняться с земли. Больше она ни о чем не спрашивала.

Сегодня был короткий рабочий день. Не потому, что над ними сжалились надзиратели. Просто в городе начинались недельные празднества по случаю дня рождения патера Мэгли, и все свободные граждане собирались приобщиться к гуляниям. Исмин слышала, что в город привезли пять тысяч бочек с вином из Картаманских виноделен, лучшие арданские сыры, мед и фрукты, а на мясные блюда собирались пустить сотню телят, две сотни баранов и десять возов разной птицы.

Чтобы народ не заскучал, были обещаны ярмарки, кулачные бои, битвы на мечах, состязания на скорость, ловкость и силу, выступления музыкантов, танцовщиков, фокусников, дрессировщиков с дикими кошками, гадания от известных арданских жрецов… И завершиться все должно было грандиозными Играми на Арене Мори. Чемпион нынешнего года и чемпион прошлого года должны были сойтись в смертельной схватке на кровавом песке и позабавить простых горожан и патеров Империи. Поговаривали, что и сам Император явится на торжество — но точно этого никто не знал.

— Проснись, проклятая девчонка!

Над ухом просвистел кнут, и Исмин вздрогнула, тут же открывая глаза. Кажется, она задремала. А ведь должна была очищать огромный, только что найденный йамимар от слоев породы.

— Простите, простите… — забормотала она, тут же впиваясь голыми пальцами в черную породу и принимаясь отскабливать ее от ультрамаринового кристалла.

— Нечего лепетать! Работай! Или хочешь, чтобы я тебе всыпал десяток ударов?

Исмин замотала отчаянно головой. Если ее сейчас ударят — она просто свалится без сил…

Инструментов на всех не хватало, приходилось работать руками. То и дело Исмин сдирала подушечки пальцев в кровь, а то и теряла ногти. Но со временем боль притупилась: сейчас она, кажется, уже ничего не чувствовала.

Переливающаяся всеми гранями, глубокая и искрящаяся, как звездное небо, поверхность драгоценного камня постепенно вылуплялась из черного скользкого булыжника. Йамимар и вправду был дивно хорош. Наверное, Исмин любила бы эти камни, если бы не…

— Ну, чего застыла? Клади в тележку и тащи! Это последняя партия на сегодня! Потом можешь зарыться в свои вонючие тряпки и спать до утра!

Ох, это были самые лучшие слова за последние дни…

Собрав в кулак последние силы, Исмин водрузила огромный, с ее голову величиной, йамимар поверх других, чуть поменьше, взялась за рукоятки тележки и принялась толкать ее перед собой. Ей нужно было довезти камни до перевалочного пункта: там их перегрузят в большую металлическую корзину и на цепях поднимут наверх, к воздуху и солнцу, где они смогут сверкать в тысячи раз ярче, чем в полумраке подземелья.

— Давай-давай, пошевеливайся!

— Ровнее держи!

Голоса надзирателей звучали как будто откуда-то издалека: она старалась не концентрироваться на них, чтобы не потерять равновесие. Обычно тележку таскали вдвоем, а