Игра - Андрей Владимирович Андреев

Андрей Андреев

Игра

Странные они, люди… Зачем идти искать меня с факелами? Как можно найти того, кто не виден при свете, если ты несешь с собой этот самый свет? К тому же я сейчас сыт и не чувствую жажды: последняя пища была пропитана страхом, и мне его хватит еще надолго… Чем чаще и дольше колотится в груди пищи сердце, тем вкусней и сытней еда, и тем больше пьянит теплая кровь. Всё моё существование – игра. Игра с людьми. С моей едой. Поев, я чувствую в себе их мысли, эмоции, их ощущения и переживания, и от нечего делать пытаюсь разобраться, что же это такое. Они слишком разнообразны, чтобы я мог по настоящему их понять. Люди считают меня злом, но почему? Ведь они поступают точно так-же, как и я, когда их стрелы убивают оленя. Или когда копья вонзаются в дикого кабана. Единственная разница между мной и людьми – они предпочитают жареное мясо.

Я не так давно занял эту большую, пустую комнату в основании сторожевой башни. Как ее использовали люди я не имел ни малейшего понятия, но тут была тяжелая, обитая железом дверь, и ни одной бойницы. Наверное, тут иногда держали узников, потому, что у стены валялся полусгнивший тюфяк, набитый сухой соломой. До этого мне неплохо жилось в деревне Дикого леса, но хозяин замка напал на эту деревню, и у меня не осталось пищи. А тут ее полно. К тому-же подрастает много детей, значит, я не останусь голодным и в будущем. Детей я стараюсь сторониться. Они могут увидеть меня хоть во тьме, хоть на свету. Самое неприятное, что в пищу они не годятся, во первых – в них еще почти нет того, что мне необходимо, а во вторых – они банально маленькие, не наешься. В деревне Дикого леса меня боялись, меня пытались задобрить, мне поклонялись, и, постепенно, поняли, что мне необходимо. Умная еда была, жаль, что их поубивали без толку. А так они раз в неделю-две старались поймать на дороге путника, и приводили в большой сарай, где я жил.

Они открыли дверь, впихнули в комнату маленькое тельце, так, что человечек упал на пол, и со словами: “Посиди здесь, пока не научишься разговаривать со старшими!”, ушли. Дверь со стуком захлопнулась, лязгнул засов, снова стало темно и спокойно. “Ребенок” – определил я. С пола донеслось всхлипывание и шмыганье носом. Зачем мне ребенок, да еще тогда, когда я сыт? В этот момент ребенок пошевелился, сел, привалившись к стене, и наши глаза встретились.

– Ты… Ты кто? – Вопрос был задан без тени страха, в нем было лишь любопытство.

– Ты меня видишь?

– Ага. – Ребенок снова шмыгнул носом. – Ты же не будешь на меня кричать?

– Кричать на тебя? Зачем? – Я не совсем понимал логику маленького человека. Одно дело, если бы он сам заорал, увидев в темноте меня, это было бы понятно. Но я то почему должен был кричать, да еще и на него?!

– Ну… Я же не сделала реверанс, и не назвала тебя господином…

Ага. Ребенок был женщиной. Как там, у людей, девкой. Девочкой. Я присмотрелся. Да. Лицо сердечком, широко распахнутые огромные зеленые глазища в обрамлении длинных, пушистых ресниц, чуть вьющиеся рыжие волосы.

– А как тебя зовут… Господин? – Через паузу, вспомнив, видимо, за что она сюда попала, произнесла девочка. Я не успел ответить, как она задала следующий вопрос: – А за что тебя закрыли в темнице? Меня, кстати, зовут Веда. Мой отец – капитан гвардии барона Бильса. А ты давно тут сидишь?

Я слегка опешил. Вопросы сыпались как перезревшие яблоки с яблони от порыва ураганного ветра.

– Знаешь, а мой отец неделю назад победил в сражении бандитов. Ну, там… – Веда неопределенно махнула рукой. – Говорят, их охранял злой дух, а они скармливали ему прохожих. А правда, здорово, что войско барона… Господина барона Бильса непобедимо? Мне скоро шесть лет, а тебе, господин?..

Она не испытывала потребности в моих ответах. И меня это вполне устраивало. Единственное, что я успел вбить в ее голову, это то, чтобы она никому ничего не говорила про меня. Успеется. Когда почувствую голод, сам представлюсь хозяину замка.

– Это будет нашей тайной? Вот здорово! – Девчонка, похоже, не задавалась вопросом, откуда тут я вообще мог появиться, ей было весело, и ничуть не страшно. Насколько я понял, к тому времени, когда ее пришли забирать, мы с ней “поговорили” о жизни в замке, о войске барона, о ее непобедимом папаше, поиграли в пару игр, сути которых я не уловил, потому, что она играла и за себя и за меня, и обсудили все сплетни за последнюю неделю.

Спустя двадцать дней я вышел за пределы крепостной стены, в ближайшем леске принял вид крупного ворона, и, сделав пару кругов над замком, приземлился на подоконнике распахнутого настежь окна спальни барона. Было раннее утро, барон похрапывал на кровати под балдахином, рядом, по хозяйски обхватив его рукой, и уткнувшись барону в подмышку спала какая-то женщина. Жена, или просто любовница, не важно. Я знаю, что людям необходимо время от времени тискать друг друга в объятьях, целоваться, испытывать и удовлетворять страсть, а потом от этого рождаются дети. Я видел это всё в воспоминаниях своей пищи.

– Эй, барон. Барон Бильс!

Редко кто удостаивается чести видеть меня при свете. Не люблю я этого. Увы, в некоторых случаях это необходимо. Первой проснулась женщина. Проснулась лишь для того, чтобы тут же вскрикнуть и грохнуться в обморок.

– Какого… – Барон не закончил фразу. Хорошо еще, что ему по статусу обмороки не положены. Но удивился он настолько, что через секунду его рука схватила рукоять меча, лежавшего на тумбочке у изголовья кровати.

– Отпусти меч, барон. Положи его туда, где взял. Он тебе не поможет, и ты сам это прекрасно понимаешь. Ну. Клади меч.

Я уже проголодался, но не настолько, чтобы кидаться без разбора на первого попавшегося. Тем более, если барон достаточно умен, для человека, конечно, то он сегодня же отправит мне в комнату обед. И будет делать это всякий раз, когда я ему скажу.

– Ты… Ты… – Бильс отпустил оружие, и во все глаза смотрел на меня.

– Да. Я тот, кого ты лишил крова и пищи в Диком лесу. Я пришел потребовать возмещения. Слушай меня, и делай то, что я тебе прикажу. Иначе, барон, ты сам станешь первым.

Бильс оказался понятливым. А его служанка, с которой он в эту недобрую для них ночь делил ложе – достаточно питательной. Женский ужас всегда более эмоционален, как и воспоминания. Я даже дал ей некоторое время метаться по