Любовный треугольник - Элла Александровна Савицкая
Если это правда сон, то пусть он будет вечным, пожалуйста. Хотя бы раз пусть судьба сделает как я прошу.
— Согрелась? — мягко сжав мои пальцы, Давид отрывает взгляд от дороги.
— Да. А ты?
— Я нормально.
Там, на улице, мы оба были в тонкой одежде, но даже не почувствовали этого. Я едва не сошла с ума, когда увидела, как Давид бежал ко мне. Как смотрел в глаза, боясь задать вопрос о том успел ли он, как к себе прижал…
Господи, я думала умру в этот момент…
Когда веришь, что больше не испытаешь эмоций, от которых кругом голова и покалывает кожа, а они вдруг снова обрушиваются на тебя ураганом, хочется раскрыть широко руки и позволить им проникнуть под кожу.
Как мы доезжаем домой к Давиду я не замечаю. Ко мне я не захотела его вести. Мне захотелось увидеть где живет он… Не остановила даже дорога длительностью в два с половиной часа и усилившийся снегопад.
— Проходи, — прокрутив ключ, Давид пропускает меня внутрь.
Приподняв подол платья, вхожу в квартиру.
Широкий холл встречает нас светом и уютом.
Присев на корточки, Давид помогает мне снять туфли и разувается сам.
— Давно ты здесь живёшь?
— С весны.
Оглядевшись в холле, провожу ладонью по висящему на вешалке пальто. Черное, строгого фасона, думаю Давиду оно очень идет.
Обвожу взглядом подвесную полку с кремом для обуви и ложкой.
Не спеша прохожу на кухню, осматривая современную мебель. Взгляд останавливается на нескольких бутылках коньяка и пепельнице с окурками…
Хмурюсь, а потом смотрю на остановившегося в дверном проеме Давида.
Он делает жест рукой, предлагая исследовать его владения дальше, и я делаю это.
С интересом прохожу мимо него в большой зал. Не верится, что он живет здесь уже больше полугода…
Из мебели здесь немалых размеров диван, телевизор на стене напротив и тумба под ним со всякой мелочевкой на ней.
В углу детский грузовик и кубики.
Улыбаюсь, глядя на них, а потом следую дальше. С правой стороны оказывается детская с двухэтажной кроватью и горой игрушек. Захожу внутрь и с трепетом провожу по кровати пальцами.
— Я в детстве тоже мечтала о двухэтажной кровати, — говорю, оглядывая уютную комнату.
— Я видел, как кровать поднимают над полом, а под ней устраивают рабочее место. Могу нам такое обеспечить.
Поверить не могу, что мы говорим о нашей кровати… Всё еще страшно, словно реальность может раствориться в тумане…
— А мы не упадем? — подхожу к нему, а Давид притягивает меня к себе, чтобы мягко коснуться губами моих.
— Мы больше никогда не упадём. А на кровати установим ограждение.
Эта идея мне нравится…
Отступив, Давид позволяет мне пройти дальше.
Чувствует, что мне интересно, поэтому даёт мне время неторопливо осматриваться.
Справа дверь в ванную комнату, но я миную её и иду в спальню.
Здесь всё довольно сдержанно. В стиле Давида. Правда, кровать не застелена, а на тумбочке рядом снова пачка сигарет с пепельницей. Мне больно от того сколько в ней окурков. Еще больше, чем в той, что на кухне.
Я помню, как это — пытаться сигаретами затупить боль…
Прохожу вдоль стилизованной под дерево медиа-консоли чуть дальше. Дверь из комнаты ведет на небольшой прозрачный балкон.
Отсюда открывается потрясающий вид. Прямо дух захватывает.
Кладу ладони на стекло и смотрю вниз. Мне не верится, что я в ЕГО квартире… Не верится, что еще утром я могла стать женой Петра, а сейчас испытываю волнительное счастье просто от того, что босыми ногами хожу по ЕГО паркету…
Разворачиваюсь, чтобы войти обратно, но случайно натыкаюсь на красочные снимки, лежащие в хаотичности на стеклянном круглом столике.
Сердце подскакивает и взвивается к горлу.
Тянусь и дрожащей рукой беру несколько.
Здесь так много меня, что я теряюсь.
Я в Америке, я дома, в больнице, в кафе. А на одном я — две недели назад на концерте, на который мы ходили с бывшими однокурсницами.
Мурашки покрывают кожу головы и колючей волной опускаются по спине. Горло спазмом сводит, а дыхание застревает по пути в легкие…
Возвращаюсь обратно в спальню и встречаюсь с Давидом взглядами. Меня как на горках снова несет вверх.
— Ты все это время знал, как я жила… — сиплю хрипло, протягивая ему снимки.
— Я жил этими знаниями, — серьезно отвечает Давид, забирая их у меня, — и хотел верить, что ты здесь, — поворачивает ко мне тот, где я смеюсь, — искренне наслаждаешься жизнью. Это давало мне сил не бросить всё начатое ради того, чтобы ты однажды вот так, как сейчас стояла напротив меня…в нашем с тобой доме…
Эмоции растирают меня в порошок. Ком в горле становится таким большим, что я не могу с ним справиться. На меня вдруг сваливается осознание всего того, что происходило эти два года… Чувство вины перед Давидом в горло когтями впивается за то, что пока он строил нам новый путь, я не помогала ему, а пыталась идти своим.
— Прости меня… — шепчу, опуская взгляд, — если бы я знала…
— Тттссс, никаких прости, — отбросив снимки на консоль, Давид обхватывает мое лицо горячими ладонями и заставляет посмотреть на себя…
— Если бы я вышла замуж… — ёжусь от холода, представляя как ему было больно, когда он обо всем узнал.
Эта боль режет меня на части. Холодным лезвием ножа проникает под ребра. Правильно сказал Демьян — я как никто знаю, каково это, и от этого еще хуже. Всхлипываю, а Давид горячо прижимается своими губами к моим.
— Никаких «если бы» больше в нашей жизни, Оль. — настойчиво говорит в них, — Забываем всё, что было ДО. Теперь существует только настоящее и наше с тобой будущее. Слышишь?
Киваю, и сама ищу его губы. Мне нужно.
Жизненно необходимо чувствовать его снова и снова…
77 Давид
Не могу выпустить Олю из рук. Целую то глубоко и с усилием, то тут же скатываюсь до кроткой нежности, покрывая поцелуями алые щеки и скулы.
Оля тихо смеётся сквозь слезы, и тоже целует меня. Мы как два сумасшедших тычемся друг в друга губами, опасаясь, что все это может по какой-то причине закончиться.
Вот только теперь этого не случиться. Я не позволю.
Зарывшись в мягкие волосы пальцами, глажу её затылок и утыкаюсь своим лбом в её.
— Я так сильно скучал по тебе…
Оля прикрывает глаза и кладёт руки мне на плечи.
— Я думала, что больше никогда
