Моя девочка - Victoria Autumn
Перед глазами запрыгало произошедшее пару десятков минут назад, по пальцам пробежало покалывание; Алекс поднял руки к глазам, будто надеясь разглядеть на них мурашки. И ничего, конечно же, не увидел, но сердце забилось быстрее, а в горле мигом пересохло — он помнил вкус вишнёвой помады, помнил тепло её объятий, шелест платья. И это сводило с ума, заставляло наворачивать ещё один круг по комнате, не оставляя сил на то, чтобы сделать вид, будто ничего не случилось.
Вода затихла; в панике Алекс наскоро бросился переодеваться, нацепил пижамные брюки и ровно со скрипом открываемой двери нырнул под одеяло, чуть ли не в прыжке выключив свет. Думать о том, что кровать всего одна, и девушка сейчас ляжет рядом с ним, как-то не получилось — он уткнулся в одеяло, прячась, будто в темноте комнаты девушка сможет разглядеть то, как заалели его щёки.
И самое-то интересное, что забавляло Алекса — стеснялся почему-то он, а не Ася. Он, взрослый мужик, совсем не девственник и вполне себе не урод, стесняется неопытной девочки-подростка! Да что ему стоит прямо сейчас повернуться, улыбнуться ей самой обаятельной своей улыбкой, сказать что-нибудь обворожительно-пафосное… он уже даже повернулся, но щелкнул выключатель, и к моменту, когда Алекс взглянул Асе в глаза, он мигом забыл, зачем вообще вылез из-под одеяла.
— Чего уставился? — улыбнулась девушка, вытирая волосы.
Она снова была одета в пижамку, и на лице не было ни грамма косметики. Мокрые тёмно-рыжие пружинки волос рассыпались по плечам, пуская по тонкой ткани ночного наряда тонкие дорожки воды. Она улыбалась; на щеках показались ямочки, которые Алекс — да, теперь он мог себе в этом признаться! — так любил. Губы без всякой там вишнёвой дряни казались удивительно сладкими, желанными и совершенно натурально нежно-розовыми. Она смотрела на него и улыбалась, и он запоздало понимал, что улыбается в ответ.
— Не смотри так на меня, я стесняюсь, — она отвела взгляд.
Он, очнувшись, отвернулся к стене.
— Так лучше?
Щелчок выключателя. Раньше, чем он осознал произошедшее, свет погас, а спустя секунду тонкие руки обняли его за талию, а шеи коснулись мокрые змейки медных волос. Она прижалась к нему всем телом, так крепко, как только могла, а он потерял всякое желание сопротивляться. Но и от обуявшей его недавно похоти не осталось и следа; Алекс развернулся и прижал девушку к себе, аккуратно и нежно.
«От себя не убежишь. Я… я всё-таки…»
— Я люблю тебя, — прошептала Ася совсем тихо, но в пустой квартире эти слова, кажется, ударились эхом о каждую стену.
— И я… тоже, — ответил Алекс совершенно честно.
Разум пришёл в согласие с сердцем; он отстранился и заглянул девушке в глаза — они влажно блестели в свете падающих в окна фонарных лучей. Ася улыбалась чуть испуганно, но вся светилась от переполняющего её чудесного, неожиданного, совершенно невозможного счастья. Алекс готов был поклясться, что и сам сейчас улыбается точно также.
— Мы не можем… не всё можем сейчас, понимаешь? — он аккуратно подбирал слова. — Тебе только шестнадцать, и по закону…
— А мы никому не скажем, — перебила его девушка. — А через полтора года поженимся, и всё станет хорошо.
Алекс улыбнулся и снова прижал Асю к себе.
— Не торопись. Мы никуда не спешим.
Субботнее утро началось так, как и положено начинаться утру выходного дня. Алекс открыл глаза и принюхался — с кухни ощутимо пахло чем-то очень вкусным. Сгорая от любопытства, он встал и направился на запах — возле плиты Ася, уже в накинутом на плечи халате, пекла самые настоящие блинчики.
— Ты и это умеешь? — он подошёл к ней сзади и целомудренно поцеловал в макушку, обняв за талию.
— Я много чего умею, — улыбнулась она, ловко переворачивая блинчик. — Ещё борщ, картошку могу жарить… Котлеты.
Он чувствовал через пижаму и халат, как быстро заколотилось её сердце. Движения стали чуть дёргаными — очевидно, девушка занервничала. Вздохнув, Алекс отпустил её и разочарованно опустился на стул — кажется, он даже услышал её вздох, полный облегчения.
Такое поведение не было ему понятно.
— Что с тобой?
Она пожала плечами, но и это вышло как-то неубедительно.
— А со мной что-то не так?
Теперь пожал плечами он; девушка сбросила последний блинчик на большое блюдо и поставила его на стол перед ним. Алекс попытался поймать её взгляд, но она почему-то тотчас же отвернулась.
— Ты сама не своя.
В испуганной, дёрганой, какой-то забитой девушке Алекс никак не мог узнать свою жизнерадостную общительную Асю. Она разлила кофе из турки по кружкам (надо же, а Алекс эту турку искал где-то полгода! И где только отрыла), разбавила свой напиток молоком и, подхватив его, усвистала в комнату, оставив вопрос висеть в воздухе.
Алекс окончательно сбился с толку. Он отпил кофе, откусил кусочек вполне себе съедобного блинчика и понял, что совершенно передумал завтракать. По крайней мере, пока не выяснит, что успело такого случиться, что Ася так разобиделась.
Она сидела в комнате — когда он вошёл, её плечи едва заметно дрогнули, но Ася не повернулась, сделав вид, что не слышала скрипа половицы. Шёл Алекс медленно, каждый шаг давался ему будто бы с трудом — в голове вертелись какие-то фразы вроде: «Что с тобой? Почему ты так испугалась? Я что-то сделал не так?», но ни одна почему-то не срывалась с губ. Когда до кресла, в котором спиной к нему сидела Ася, оставался последний шаг, он открыл рот и попытался сказать хоть что-то, но получилось только хриплое:
— Я-а-а…
Она вздрогнула снова и наконец-то обернулась. По щекам бежали влажные дорожки — черт возьми, Ася рыдала, тихонько, с кружкой в обеих руках, будто согревая руки об её горячие бока. И это жарким-то летом!
— Что стряслось? — он сел на одно колено и забрал из её рук кружку, чтобы переплести пальцы со своими. — Я тебя чем-то обидел? Я не хотел, я… прости, я-а…
Временная речевая активность снова закончилась хриплым растягиванием последней сказанной буквы, после чего перешла в сдавленное покашливание — в горле Алекса резко пересохло, а девушка продолжала молчать и едва заметно всхлипывать.
В глазах её плескалось такое вселенское горе, что Алекс успел подумать самые страшные вещи. Что-то с мамой? С отцом? Может, с кем-то из друзей?..
— Ты вчера… вчера сказал, что любишь меня, а сам даже… даже не помнишь, — сквозь всхлипы произнесла она, освободила свои руки от его пальцев и
