Последнее письмо - Александра Морозова
— Не хочу домой, — сказала я. — Можно сегодня переночевать у тебя?
Андрей удивлённо на меня посмотрел.
— С чего вдруг?
Я пожала плечами.
— К работе ближе. И у тебя дома никого нет. А у меня две галделки, которые не успокоятся, пока я не расскажу им, где провела прошлую ночь. Ни выспаться, ни к экзамену подготовиться.
— То есть мой дом для тебя, как гостиница? Или библиотека?
От неожиданности я забыла, как моргать.
— Нет. Ладно, ты прав, я лучше домой.
Я взялась за ручки двери.
— Нет, Влад, прости, — Андрей помотал головой. — Хотел пошутить — не вышло. Конечно, ты можешь остаться у меня. Никаких проблем.
— Спасибо, — шепнула я и вжалась в спинку сидения.
— Ты даже за чистой одеждой не поднимешься? — спросил Андрей.
— Нет. Наверняка эти мартышки уже поджидают в прихожей. На работе у меня есть запасные футболки. Утром переоденусь.
Андрей кивнул и потянулся к рычагу переключения передач.
— И ещё кое-что, — добавила я. — Всё-таки я жутко голодна. Давай заедем куда-нибудь поужинать?
Андрей замер на мгновение, потом откинулся на спинку кресла.
— Это всё или у тебя есть ещё, что сказать?
— Есть. Не могу не думать о том письме.
— Я тоже, — признался Андрей. — И что думаешь?
— Что мы никогда не знаем, какой момент в жизни станет поворотным и какое событие, пусть даже незначительное, изменит её навсегда.
Андрей обдумал мои слова и спросил:
— И что из этого вытекает?
— Что нужно лучше думать, прежде чем принять решение.
Андрей молчал.
— Прости меня, — прошептала я.
— Ты ничего не сделала.
— В том и дело. Ничего! Я просто отмахнулась…
Внезапно у меня потёк нос. Платка не было, я вытерла его тыльной стороной ладони.
Андрей как-то обеспокоенно на меня посмотрел, придвинулся ближе.
— Влада, погоди…
— Нет, ты просто пойми, — тараторила я, захлебываясь от насморка. — У меня не было никогда серьёзных отношений. Я от них убегаю. Как только чувствую, что что-то начинает появляться, — сразу бегу. Я просто не хочу, чтобы это повлияло на мою учёбу. Не хочу, как моя мать, зависеть от мужчины.
— Я понимаю, Влада, правда, — сказал Андрей, ладонями стирая что-то с моих щёк. — Мы же всё обсудили. Я и сам когда-то был студентом. Не таким амбициозным, конечно, но всё равно… Я понимаю тебя и не тороплю.
— А ты поторопи! — крикнула я, и воздух в машине зазвенел.
И только тут до меня дошло, что влага на моём лице и непонятно откуда взявшийся насморк — это слезы. Я уже не просто плакала, я почти рыдала и, не в силах больше сдержаться, стукнулась лбом в плечо Андрея.
— Тише, тише, — шептал он мне в самое ухо так бархатисто, что я плакала сильнее. — Влада, правда, всё хорошо.
— Нет, не хорошо! — я вырвалась и посмотрела ему прямо в глаза. — Всё совсем не хорошо!
Мне захотелось сказать ему что-то грубое, ехидное, чтобы хоть как-то отплатить за то, до какого жалкого вида он меня довёл. Но заглянув в его глаза, добрые и тревожные, я лишь прошептала: «Прости» второй раз за день, чего раньше со мной не случалось.
— Ничего, — ответил Андрей. — В бардачке есть салфетки.
— Я сейчас ужасна, да? — спросила я. — Перемазанная соплями, тушью…
— Нет, что ты, конечно, нет!
— Но желание поцеловать меня у тебя не возникало?
Слова дрожали, вылетая из моего горла, как дрожало и сердце, и коленки, и всё моё глупое, трусливое и тщеславное существо. Андрей ласково улыбнулся.
— Оно у меня не пропадало. Просто обычно я не целую друзей.
И я, движимая чем-то изнутри, рванулась к нему и поцеловала. Андрей, если и растерялся, то очень быстро опомнился, и уже через мгновение я ощутила решительность ответного поцелуя. Его пальцы зарывались в мои волосы. Другой рукой он охватил мою талию и притянул к себе. Мне стало жарко, я задыхалась, но не хотела останавливаться.
И вдруг резко и требовательно прогудел клаксон другого автомобиля. Мы с Андреем не сразу вспомнили, что перегородили дорогу. Засигналили снова, уже дольше и настойчивее.
Андрей немного суетливо взялся за руль. Машина тронулась и довольно быстро разогналась. Андрей проехал мой дом и следующий и остановился только у выезда на шоссе.
— Мне нужна минута, — сказал Андрей. — Хочу сообразить, куда ехать ужинать.
Нам обоим было неловко смотреть друг на друга. Казалось, мы дети, которые сделали что-то, за что дома им хорошенько влетит, но что они хотели сделать уже давно, а теперь они искренне рады своей шалости и им наплевать на наказание.
Я разглядывала тоненькие белые полоски на своих джинсах и улыбалась, а когда молчание стало совсем нелепым, спросила, чуть повернув голову к Андрею:
— Где ты нашёл ромашку?
— Что?
— Ромашка. Ты принёс утром.
Андрей улыбнулся.
— Так я тебе и раскрыл все секреты обольщения.
Я толкнула его ладонью в плечо.
— Ты кого собрался обольщать?
Андрей неопределённо повертел головой.
— Каких-нибудь глупеньких молоденьких медсестричек, например.
— Дурак!
Я шмыгнула носом, громче, чем хотелось бы.
— Эй, ты опять, что ли? — Андрей распахнул руки и обнял меня в тесноте салона.
— У меня аллергия, — пробубнила я в его куртку.
— На что?
— На шутки твои, на тебя самого. На дурацкие ромашки.
Андрей гладил меня по спине.
— Моя соседка, милая бабуля, высадила за домом цветник. Там я нашёл ромашку, пока ты спала. И, кстати, это никакая не ромашка. Это осенняя хризантема. Как-то она называется ещё по-другому… Она цветёт почти до снега. Когда я за ней полез, соседка-бабуля прочитала мне целую лекцию.
Я старалась больше не всхлипывать. Не помню, когда я в последний раз плакала. Между расплакаться и возненавидеть я обычно склоняюсь ко второму, но тут с Андреем даже плакалось как-то по-особенному легко.
Я подняла голову и увидела его голубые чуть тревожные глаза.
— Есть хочу.
Андрей улыбнулся.
— Да, пора уже куда-нибудь ехать, — сказал он, но не отпустил меня из своих рук.
— Если бы я знала, что скоро умру, я бы позвонила тебе, — совсем не к месту вырвалось у меня.
Андрей засмеялся.
— Глупая! Не смей даже думать о смерти. Нам ещё жить и жить.
И от этого короткого, почти незаметного в целой фразе «нам» внутри у меня разлилось приятное тепло, как бывает от кружки молока с мёдом.
— У нас же всё будет хорошо? — прошептала я едва слышно. — Мы же не доведём друг друга и себя
