Рыжая помеха (СИ) - Зайцева Мария
А тогда-то я и не знал. И не подозревал даже! Потому что сестренка у меня — та еще засранка, и для парней у нее не только острый язык припасен, но еще и заточка, которой учил ее пользоваться я. Кто ж знал, что подпол сумеет в ней подобрать код!
Так что, пока моя сестренка отвисала у подпола, я лез на стену в санатории. Охреневал от процедур, кислородных коктейлей, настоек шиповника и жратвы без соли.
Ходил в трениках, трахал медсестер и дурел, дурел, дурел…
А потом чисто случайно встретил на завтраке Пал Васильича, бодрого такого мужика, за полтос, крепкого и кряжистого. Мы переглянулись одинаково тоскливыми взглядами и как-то сразу поняли друг друга.
И уже вечером сидели у него в комнате, которая была похожа на мою одноместную халупу, как каюта лайнера премиум-класса за утлую лодочку, пили коллекционное пойло, курили сигары, сука, настоящие, кубинские! Лапали медсестер.
Ну и за жизнь разговаривали.
Я вообще не знал, кто такой Пал Васильич, что у него за должность, но понимал, что, судя по фаршу, очень солидный человек.
Правда, со мной он по-простому базарил. И особо даже не учил жизни.
Так, немного выговаривал, особенно, когда историю мою несчастливую вытянул. Мастерски, надо сказать, там прям опыт допросов серьезный чувствовался. Это сейчас я понимаю, что он меня вербовал, причем, под конкретное дело, но тогда я на раздрае и эмоциях все за чистую монету принимал. Идиот, чего уж там. Прав, наверно, Васильич, щенок я против него.
Так вот, он тогда и говорил, что никакой у меня перспективы нет, особенно, если дело свое захочу, как планировал. Чтоб автомастерская для суперкрутых байков и спортивных тачек, и там же весь фарш: мойка, полировка, арт и так далее.
— Идиот ты, щенок, — качал он головой, поощрительно лапая медсестричку за ляжку, — словно и не в России живешь. Никто тебе здесь развернуться не даст, даже если бабло найдешь. Нет, мастерскую ты откроешь, это да. Но так и останешься на том же уровне, будешь жигули и калины шиномонтажить, да капоты раскуроченные собирать… Затоскуешь, начнешь чудить, потом запьешь, потом закодируешься … Через два-три года женишься, заведешь детей и забудешь о своей мечте. Потому что жизнь прихлопнет.
Я смотрел на него хмуро, курил шикарную сигару и понимал, что Васильич прав. Что так оно все и будет.
Даже если вдруг у нас с малой все выгорит, и в итоге скопится нужная сумма, чтоб и ей хватило, и мне, и еще осталось матери перечислять в дом инвалидов, то… Все так оно и будет.
— Нет перспектив у малого бизнеса, понимаешь? — дымил сигарой Васильич, бдительно следя за переменой эмоций на моей пьяной роже, — у нас только давить умеют. И все.
— И че делать? — наконец-то сказал я те самые слова, которых он, похоже и ждал.
Хитрый старый черт.
— Ну… Ты можешь приносить пользу стране. И страна в итоге, если будешь себя правильно вести, отблагодарит…
— Это как? — скривился я, уже чуя подвох. Верней, не так. Не подвох. Жопу чуя. Конкретную такую.
— А вот так, — он выразительно огляделся по сторонам и смачно шлепнул взвигнувшую девчонку по заднице.
— Тоже мне, бля… Награда, — хмыкнул я, в противовес своим словам, жадно затягиваясь сигарой. Ну а чего? Когда еще такие покурю? Или, если послушаю его, то, может …
Перспектива продаться за сигары и бухло почему-то не вызвала отторжения. Уже по одному этому можно заценить, насколько я был вдатый.
В итоге наш разговор свернулся.
В тот раз.
Но продолжился. И длился, длился и длился.
И вот его логическое завершение.
Я сижу в совершенно мокрых кроссах, мерзну, как последняя тварь, меня кусают в дырки на джинсах муравьи, а в физиономию — комары, а рядом совершенно невыносимый Пал Васильич, из которого, когда он трезвый, слова доброго не допросишься. Только мат, приказы и унижения.
На что я вообще подписался?
И надо мне оно все?
— Твой отчет — дерьмо, — как ни в чем не бывало, продолжает Васильич, — ты, вроде, одиннадцать классов заканчивал, чего ж такой косноязычный? Жертва ЕГЭ гребанная…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Как умею, — огрызаюсь я хмуро, прикидывая, я что будет, если я, к примеру, удочку утоплю? Ну, случайно? Закончится этот бред, или нет?
— А надо по правилам, — ворчливо гундосит Васильич, — тебя, дурака, несколько месяцев этому учили… Но, видно, свинью новым трюкам не обучишь…
— Да задрал уже, Васильич! — не выдерживаю я.
Ну в самом деле, я за неделю работы нарыл возможных фигурантов и нащупал парочку каналов! Без доказательств, конечно, и это жирный минус, но с перспективами внедрения! А он меня чморит! Ни одного слова в простоте!
— Рот закрой, щенок, — все так же тихо говорит Васильич, не отрывая взгляда от поплавка, — распустился. Рыбу распугаешь. Отчет не по форме. Как я его буду предъявлять? А если проверка? Ты у меня проведен по всем статьям расходов, там один твой байк половину расходов оперативных тянет…
— Ой, да кто вас проверять будет… — хмыкаю я.
— Не скажи… Непогрешим только Сам… — он многозначительно поднимает взгляд вверх, давая понять, кого имеет в виду, — а мы все ходим под статьей. От тюрьмы и от сумы…
— Ну всеоооо… Приехали, бля… — я тоже поднимаю взгляд к небу, показывая свое отношение к его словам.
— Наглый ты все-таки щенок, — качает опять головой Васильич, — никакой субординации, никакого уважения к старшему по званию…
— Так мне вообще звание не положено, — удивляюсь я, — я — негласник же, насрать мне на субординацию!
— Ну да, ну да…
Васильич больше не поднимает эту тему, переходит к сути. Наконец-то. Спустя час после неподвижного сидения в этой срани.
Вот спрашивается, не мог в городе где-то со мной пересечься? Обязательно было меня сюда переть, в жопу мира? На корм комарам? У меня, так-то, похмелье! И вообще, кулаки болят, я их вчера хорошо почесал о рожи придурков на стоянке.
Идиот, надо было отчет не сразу на энергии и драйве писать, а утром, или вообще, когда отосплюсь, ближе к вечеру.
Но нет!
Захотелось же похвастаться, какой я крутой внедряльщик! Как я сумел провернуть дело! И что теперь немного совсем осталось!
А еще ужасно хотелось получить хотя бы одобрительное ворчание от Васильича, это как минимум. Ну а как максимум — пожатие руки и отеческое: «Молодец». Ну не дурак ли я после этого?
Дурак.
Сам виноват.
Хавай теперь, не обляпайся…
— Но вообще, если по сути, — продолжает Васильич, — то ты — молодец…
Я замираю. Да правда, что ли? Реально? Он меня молодцом назвал???
На душе как-то сразу тепло становится, приятно так.
— То, что ты этих мальчишек побил, конечно, плохо, — тут же опускает меня на землю вредный Васильич, — теперь сложно будет с ними контакт наладить… То, что ты принес от них — это, похоже, как раз то, что мы и ищем… И очень надо выяснить, где берут. А как ты это выяснишь, дурака кусок? После драки?
— Васильич! — меня настолько распирает от гордости, что в кои-то веки что-то правильно сделал, что я даже подпрыгиваю на месте, — говно вопрос! Ты не помнишь, что ли? Все великие дружбы начинаются с драк? Все будет пучком!
— Да? — Васильич смотрит на воодушевлённого меня, потом отворачивается опять к поплавку, — ну посмотрим. Отчет перепиши, и со словарем сверь, а то жи-ши… с буквой и… Вали уже отсюда. Всю рыбу распугал.
— Ага, ну, тогда до связи!
Я не собираюсь упускать шанс на нормальное завершение дня, то есть на сон и потом ночной жор.
— А то завтра в универ… Работы столько… И по учебе задают…
— Езжай уже… — Васильич машет рукой, не оглядываясь, — пиздюк малахольный…
Я прыгаю на байк и сваливаю со скоростью ветра оттуда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})А по дороге приходит мысль: на кой, спрашивается, хер он меня вообще тащил на личную встречу? За отчет и проеб при знакомстве с потенциальными фигурантами мог и по телефону натянуть… Но зачем-то захотел это лично сделать…
Странно все.
Но плевать.
Домой, в съёмную хату, спать, спать, спать!