Второй шанс Вики Тиссон (СИ) - Грушевицкая Ирма "Irmania"

В дверь постучали, когда я уже была готова выйти из комнаты. Мысль, что это возможно Нейт, болью отозвалась в сердце, и чтобы не продлевать мучения я поторопилась открыть.

За дверью стоял Ленни. На этот раз форменную ливрею сменил элегантный смокинг.

- Добрый вечер, мисс Тиссон. Мне поручено сопроводить вас к машине.

- Спасибо, но я вполне могу дойти сама.

- Я вынужден настаивать, мэм. Видите ли, мероприятие, проходящее внизу, делает невозможным выход из дома через главный вестибюль. Организаторы понимают ваше желание не привлекать большего внимание к своей персоне, поэтому я проведу вас через внешнюю лестницу. Надеюсь, вы не сочтёте это за оскорбление?

Я улыбнулась:

- Нисколько. Наоборот, я очень рада, что ваши хозяева оказались чуткими людьми. Поблагодарите их от моего имени, пожалуйста.

- Разумеется, мэм.

Нам всё-таки пришлось воспользоваться главной лестницей, однако, Ленни повёл меня не вниз, а наверх.

- Внешняя лестница расположена на противоположной стороне дома, - объяснял он по пути,- и находится в исключительной собственности хозяев. Из соображений конфиденциальности гостям запрещено ею пользоваться. По ней вы спуститесь к северному склону. Оттуда, обойдя дом по периметру, легко попадёте к гаражам. Багаж будет ждать вас в машине.

- Надеюсь, мы никого не побеспокоим?

- Нисколько, мэм. Сейчас на хозяйской половине никого нет.

И всё равно я чувствовала себя неловко, пока мы шли по длинной анфиладе комнат третьего этажа. Каждая из них была обставлена с тем же вкусом, что и спальни для гостей, однако, каждая гостиная, каждая вспомогательная спальня были своеобразны и чудесно вписывались в атмосферу всего дома. Главное отличие их - наличие панорамных окон. Крыша и пол удерживали на земле, в то время как остальное пространство будто парило в воздухе. Весь этаж было погружен во мрак, хотя, исходящее от окон свечение мраком можно было назвать с большой натяжкой. Свет отражался от покрытых снегом гор, и это зрелище завораживало похлеще лунного пейзажа.

Я задержалась в последней комнате, поражённая открывшейся передо мной картиной зимнего леса.

- Представляю, как красиво здесь днём!

- О, да, мэм. - Ленни явно остался доволен моим замечанием. - Жаль, что большую часть времени эти комнаты остаются пустыми.

- Хозяева редко здесь бывают?

- Да почти никогда, мэм. Спокойствие и тишина этого места пугают не меньше звука полицейских сирен.

Я засмеялась.

- Знаете, в городе я их почти не замечаю.

- Охотно верю. К сожалению, это бич современного общества - неумение ценить прекрасное.

- Да вы поэт, Ленни.

- Спасибо, мэм. Для моих родственников это повод для насмешек.

Я засмеялась и внезапно ощутила тоску: если бы не обстоятельства, этот парень имел бы все шансы мне понравиться. Ленни отвлёк меня от грустных мыслей, непринуждённым общением доказывая, что жизнь после смерти есть. Эмоциональной смерти, конечно - когда чувства перегорают, а эмоции перезашкаливают. Разговор на отвлечённые темы - тот же душ для души, что и для тела, и он так же целебно сказывается нём, как и исповедь, и слёзы ранее.

- Мне пора возвращаться. Отсюда вы попадёте на террасу. - Ленни указал на стеклянную двустворчатую дверь. - Свет зажигается автоматически. Лестница в дальнем конце. Спуститесь вниз, а дальше идите по дорожке прямо до гаража. Вас никто не потревожит.

- Не знаю, как вас благодарить, Ленни.

- Не стоит, мисс Тиссон. Надеюсь, вам у нас понравилось.

- Мне мало что удалось увидеть, но я определённо впечатлена.

- В таком случае, ждём вас в любое время.

Я была более чем уверена, что этот визит окажется для меня единственным, но едва ли Ленни по достоинству оценил бы мою честность.  

Зато я по достоинству оценила вид с широкой, устланной деревянными полами, наполовину застеклённой террасы.  Долина Джиан Ледж была как на ладони, искрясь и переливаясь в лунном свете серебром. Огни ранчо, как и большое их скопление внизу, где был Шандакен, раскрашивали её мириадами цветов. Я стояла на самой вершине искусно украшенной гигантской рождественской ёлки и впервые за долгое время чувствовала себя счастливой. Весь мир был у моих ног - огромный, волшебный, празднующий в этот момент Рождество, и я зажмурилась, желая на мгновение задержаться в этом ощущении. Оно не пройдёт, когда я открою глаза. Оно останется со мной и когда я буду идти вперёд, и когда решу немного сдать назад.

«Стены падубом украсьте. В эти дни приходит счастье».

Счастье придёт. Теперь я к нему готова.

Вдохнув полной грудью, я решительно зашагала по террасе к лестнице. То есть, к своему счастью.

Далеко идти не пришлось. Оно ждало меня там же. Не счастье - всего лишь его отзвук. Буквально. Не колокольчик оленёнка Рудольфа, но позвякивание кубиков льда в бокале. Именно это остановило меня у самой лестницы.

Я не испугалась - вздрогнула, скорее, от неожиданности и резко обернулась на звук. Свет действительно зажигался при моём появлении, но того, кто стоял в дальнем тёмном углу террасы, я разглядеть не могла. Высокий мужской силуэт, облокотившийся на парапет, полупустой стакан в руке, блестевший в лунном свете - вот и всё, что я видела. Поздороваться или пройти мимо? Моё замешательство вот-вот станет навязчивым. Надо что-то сделать или сказать, но, услышав тихий голос, я замерла на месте.

- Одна девушка однажды сказала, что нет ничего романтичнее зимних гор. Как у «Уэм» в «Последнем Рождестве». Она не особо любила романтику и редко делилась сокровенным, возможно, именно поэтому я это и запомнил. Тогда я вообще очень внимательно относился к тому, что она говорила. Что-то влекло меня к ней. Что-то более значимое, чем симпатия или желание. Она не заигрывала, не силилась мне понравиться. Была сама собой и в то же время не открывалась до конца. Что-то всегда оставляла себе, и я больше всего хотел узнать, что именно. Я хотел растормошить её, оживить. Убрать этот стержень, что не даёт ей открыться. У меня так не получилось это сделать, потому что не было никакого стержня. Была обыкновенная двадцатилетняя девчонка - одна из многих, бывших до неё и после. Впервые увидев это место, я неожиданно о ней вспомнил. Удивительно, не правда ли?

- Удивительно, - согласилась я. - Тем более удивительно, что она не помнит, чтобы говорила тебе об «Уэм».

- Значит, я оказался прав: стержня не было?

Оставив пустой стакан на широком деревянном парапете, Нейтан двинулся ко мне. Мягко, грациозно. Медленно и с достоинством. Если раньше мне только казалось, что, возможно, это место принадлежит ему, то сейчас сомнения отпали. Он был дома. На своей территории. А я - нежеланная здесь гостья. Но даже нежеланные гости имеют право на сохранение достоинства.

- Нет, Нейт. Стержня не было.

Мне удалось сохранить спокойствие, сказав ему это в лицо. Не про стержень шла речь - про любовь. Я признавалась Нейту, что не любила его в то время.

Он остановился в двух шагах и, окинув меня медленным взглядом, повернулся лицом к долине.

- Я знал. - Засунув руки в карманы брюк, Нейт покачал головой. - Но иллюзия того, что это неправда, владела мной долгое время

- Ты правда так сильно меня любил?

Какой-то чёртов голливудский фильм: я стою под луной в сказочном пейзаже, и сказочно красивый мужчина в смокинге говорит мне о любви. И пусть он говорит о ней в прошедшем времени, реальности происходящему это не добавляет. Чистый сюр. Возможно, я смогу использовать эту сцену в новой рекламной компании.

Шоколад. Да. Небольшая кондитерская заказала рекламу своих шоколадных маффинов. Ночь, луна, снег, смокинг, «да, Вики, я тебя любил»...

- Да, Вики, я тебя любил.

Нейт повернулся ко мне. И опять это ощущение безбрежного счастья. Оно снова накрыло меня, словно волна - безудержное, безграничное, беспрепятственное. Не грусть, что было бы понятно, - радость и душевный подъём испытывала я, смотря в синие глаза Нейтана Купера. Тёмно-синие на этот раз. И эта темнота, и глубина выглядели естественно на лице повзрослевшего Нейта. Передо мной стоял мужчина - сильный, уверенный в себе, состоявшийся. И я была такой же: сильной, смелой и состоявшейся. Именно эта я формата 3С выдержала его взгляд и смогла с улыбкой произнести следующую фразу: