Philo - Яблоня

Усевшись, девушка изогнулась, чтобы дотянуться к пуговице и молнии юбки на спине.

Драко торопливо отвернулся, когда в поле зрения попал на удивление пышный бюст Грейнджер. Юноша попытался выровнять дыхание.

Гермиона легла обратно и потянула вниз юбку.

Драко взглянул на ее белый живот, на ямку пупка и выступающие над поясом юбки тазовые косточки. Грудь девушки быстро поднималась и опускалась, и это невероятно возбуждало. Вся кровь Драко, казалось, хлынула в пах, даже голова закружилась. От слабости слизеринцу пришлось ухватиться за стол.

Энтвисл сочувственно поглядел на него:

— А теперь, мистер Малфой, сосредоточьтесь — так, как мы тренировались, — мягко посоветовал он. — Сначала поработайте над дыханием, потом закройте глаза и соберитесь, прежде чем коснуться пациента. Кивните, когда будете готовы, и я помогу вам правильно расположить ладони.

Драко кивнул. Такой подход не был обычной практикой, но юноше стало стыдно, что целитель увидел его замешательство. Впрочем, в словах Энтвисла не было ни укоризны, ни намека на необычность ситуации. Молодой человек последовал указаниям, и несколько секунд спустя возбуждение утихло.

Теплые руки Энтвисла накрыли его собственные, и миг спустя Драко коснулся прохладной кожи. Он толкнулся вперед и испытал невероятное ощущение, всегда сопутствующее погружению в чужое тело. Гермиона оказалась здорова, ее магия была достаточно сильной. Драко чувствовал пульсацию волшебства, наполняющего все существо девушки, а вот глубоко сокрытая боль повергла его в изумление. Грейнджер вела себя так, будто давно забыла о происшествии с Уизли, но здесь, внутри, боль пронизывала каждый нерв, каждую клеточку. Слизеринец увидел, что Энтвисл отступает, но не последовал за учителем; тот терпеливо ждал. Драко бережно осматривал чужую магию со всех сторон. Наконец он выбрался наружу и встретил исполненный любопытства взгляд целителя.

Драко еле заметно покачал головой.

Энтвисл помог Гермионе сесть; Малфой отвернулся, пока девушка застегивала пуговицы.

— Ну, мисс Грейнджер, какие у вас впечатления о нашей работе? — помогая ей спуститься на пол, поинтересовался целитель.

— Пожалуй, я ожидала чего-то другого… а впрочем, сама не знаю, чего ожидала, — с улыбкой отозвалась Гермиона. — Как я, здорова?

— Вполне, — подтвердил старик. — Большое спасибо за сотрудничество.

— Ага, спасибо, Гермиона, — поддакнул Драко.

Кивнув ему, гриффиндорка ушла. Извинившись, мадам Помфри оставила целителей и вернулась в свой кабинет.

— Ну? Нашел, что искал? — полюбопытствовал Энтвисл.

Драко не знал, как на это ответить. С учителем полагалось быть предельно честным, а юноша немного стыдился собственного поведения.

— Дай-ка угадаю. Ты удивлен, что магглорожденные волшебники наделены точно такой же магией, как все остальные.

Драко вытаращился на Энтвисла, и тот рассмеялся:

— Драко, это первое, о чем задумывается любой целитель!

— Ох… И все маги… одинаковы? Нет никаких различий?

— Что касается качества магии, я пока никакой разницы не замечал. Разумеется, одинаковых людей нет, но их происхождение тут не играет никакой роли.

— Но… почему тогда… — юноша не смог продолжить.

— Почему столь многие верят Волдеморту?

— Почему целители их не переубедят?

— Удел целителя — не политика, а пациент, Драко. Ты еще убедишься: люди верят тому, чему хотят верить, несмотря на любые доказательства. Волдеморт и сам — сын маггла, и все-таки попался на чепуху о превосходстве чистокровных. Не ищи логики в людских побуждениях.

Энтвисл принялся убирать бумаги.

— Заполни медкарту, Драко. И не стесняйся реакций собственного тела. Мисс Грейнджер — очень привлекательная девушка.

— Да она мне вовсе не нравится! — пискнул слизеринец.

— А мне очень!

Глаза юноши едва не выскочили из орбит.

— Драко! — нетерпеливо воскликнул Энтвисл. — Я немолод, но зрением не слаб. Я целитель, но и мужчина тоже. Тем не менее, какие бы чувства не вызывал в нас пациент, долг целителя — признать их и проигнорировать свою реакцию.

Драко кивнул, все еще находясь в шоке от того, что старик признал свое влечение к Гермионе. Да ведь он ее на полтора века старше!

— В любом случае, — продолжил Энтвисл, — даже если ты предпочитаешь мужчин, эрекция — обычное дело в таких ситуациях. Это всего лишь побочный эффект обостренной сенсорной чуткости. Не стоит беспокоиться, мой мальчик!

После этих слов целитель ушел, оставив Драко в полном изумлении.

Нынешнее рождество было худшим в жизни Гарри, а это немало значило. Юноша заперся в своем коттедже и даже на приглашение к праздничному ужину в школе не ответил: обычно на таких торжествах присутствовал Снейп, а Гарри совсем не хотел портить зельевару праздник на его же территории. Юноша не знал, что на время каникул Северус уехал из замка.

Медленно — очень медленно — Гарри стал понимать, как сильно, должно быть, обидел Северуса. Юный волхв не отдавал отчета тому, насколько развито у зельевара чувство нравственности. Поговорив с Дамблдором, Гарри услышал, как огорчен происходящим директор: он-то подозревал, в какой ужас придет Снейп, узнав, что переспал с учеником, а тем более — с Гарри Поттером. Дамблдор также поведал юноше об обещании зельевара уволиться сразу после окончания войны.

Гарри понял, что, обманом заставив мужчину вступить в интимную связь с ненавистным человеком, не только скомпрометировал Северуса, но также оскорбил его и, хуже того, серьезно разладил отношения алхимика с его наставником.

Юноша знал, что должен был подумать об этом заранее. И ведь думал! Но быть с Северусом ему хотелось больше, и Гарри просто наслаждался обществом зельевара и пытался не вспоминать о том, чем чревата ложь такого масштаба. Тогда парню казалось, что Снейп проникнется ответным чувством и простит все недомолвки. Теперь же стало ясно: боль и отчаяние, сдавившие грудь, — не только отголоски его потери, но и стыд от того, что Гарри обидел Северуса.

Молодой волхв наконец-то сообразил, что зельевар считает подобное поведение непростительным.

Вместе с этим осознанием пришла и мысль, что все эмоции, которые Гарри испытывал при виде Снейпа, надежда, с которой ожидал новых встреч, постоянные гадания, как зельевар отреагирует на те или иные слова, — все это зовется любовью.

Юноша часто писал Гермионе и всего однажды, на рождество, Рону. Письма подруги стали необычайно искренними теперь, когда бывший парень не стоял за ее спиной. Гарри от души сочувствовал Гермионе, но навестить ее не мог: девушка наверняка поймет, что у него горе, а обсуждать происходящее пока не хотелось. Это было бы нечестно по отношению к Северусу.