Любовный треугольник - Элла Александровна Савицкая
— И? Что она тебе сказала?
— Что не видит в моих блюдах меня…
— Хм…
— Да… Сказала пробовать идти не строго по написанным рецептам, а добавлять что-то своё. Чтобы она поняла, что если нет какого-то продукта под рукой, я могу выкрутиться и приготовить не хуже из других.
— Подход отличный, на самом деле. — говорит Давид, — мне кажется этого не хватает многим преподам. Позволить студентам проявлять себя. Это круто, что она действует от противного. Мало кто сейчас выходит за рамки программы.
— Наверное, да, — соглашаюсь я, — но есть же классические рецепты. Там много чего не исправишь.
Разве что только у Виктора Сергеевича. Он позволяет экспериментировать сколько душе угодно.
— Даже классику можно разнообразить, — говорит Давид, — Один сделает десерт Павлова с кислинкой, а другой — приторно сладким. Если твоя Галина Петровна хочет от тебя новизны, значит дай ей её. Выйди за рамки и покажи на что способна конкретно ты сама. Знать основу — это как база, от которой можно оттолкнуться и развиваться дальше. С одним лишь знанием классики многого не добьешься.
— Наверное, ты прав…
Буду пробовать. Я правда, жутко её боюсь. Таких строгих преподавателей еще не встречала, но раз она сама говорит, что хочет от меня иного, значит я постараюсь это иное ей дать. Куплю сегодня продукты и буду экспериментировать, пока мальчики будут у Давида. Скоро сессия и я просто обязана ей показать, что её ожидания не напрасны.
Заметив пристальный взгляд Давида, спохватываюсь:
— Может ты поужинаешь? У меня есть котлеты, салат…
Собираюсь встать, но он удерживает меня за руку.
— Не надо, — перебивает, — сядь пожалуйста. Я поговорить с тобой хочу.
Серьезный тон, которым он это произносит, махом уничтожает моё настроение.
Чувствуя, как по позвоночнику ползет неприятный холодок, опускаюсь на стул.
— О чем?
Давид отодвигает чашку и складывает руки в замок. Решительно смотрит мне в глаза.
— Через пару дней, когда вернется отец, я хочу позвать его и твоих родителей, чтобы объявить им о нашем разводе.
Мне кажется, что я глохну. Вот так вот за одну секунду…
— Разводе?
— Да.
69 Ани
— Но, — пульс срывается, в затылке пульсирует, — я думала, что ты решил не разводиться. Ты ведь остался с нами…
— Чтобы помочь тебе и не бросать тогда, когда ты не была готова к этому. Сейчас уже ты намного самостоятельнее. Знаешь, что что бы не случилось, ты справишься. Но это не значит, что я исчезну из твоей жизни. Всё останется также, как сейчас. Квартиру я оставлю вам. Деньги на сыновей буду выделять, как и прежде. Мы просто перестанем быть официально вместе, потому что так жить всегда мы не можем. Однажды, у тебя или меня кто-то появится, нам захочется построить что-то новое.
Мотаю головой, снова уплывая в прострацию. Она затягивает, как в воронку и лишает опоры.
— Выходит, что ты не собирался со мной оставаться? Даже тогда?
Верчу головой по сторонам, стараясь справиться с удушением, оттягиваю ворот домашней кофты.
— Ани, посмотри на меня, — требует Давид, сжав мои пальцы своими. Пытаюсь сосредоточить на нем расфокусированный взгляд, — я буду рядом. Я всегда буду рядом.
— Но родители, — шепчу я, чувствуя, как страх сковывает клетки, — они…
— Мы скажем об этом вместе. Не бойся. Они не осудят тебя.
Господи….
Эти несколько дней я не живу…
Не ем почти и не сплю… То плачу, то ухожу в себя.
Страх поселился в теле и отпускает только во сне.
Я не представляю, как отреагируют родители и от этого на меня накатывает паника. Хочется бежать к Давиду и умолять не разводиться, но я понимаю, что он все равно сделает то, что запланировал.
Потому что решил так давно. Потому что никогда не любил меня…
Когда наступает суббота, у меня от нервов поднимается температура. Меня трясет и тошнит.
Весь день до самого вечера я не в состоянии делать буквально ничего, поэтому впервые заказываю ужин для гостей в ресторане.
Говорят — страх парализует. Это правда. Я даже мальчикам не смогла приготовить поесть. Сварила пельменей и на этом всё.
Как убираю и одеваюсь не помню. Делаю рутинные вещи на автомате. Все мысли о том, как пройдет разговор и что меня ждет после…
Мамочка моя… как она перенесет? А папа? Боже, так страшно увидеть разочарование в его глазах…
Когда все приезжают, становится шумно и как всегда — весело. Тигран Арманович общается с внуками, папа наливает всем коньяк, а мама с тревогой на меня поглядывает.
— Всё хорошо, дочь? Ты сама не своя…
Да… сама не своя…
Я едва не плачу, и заметив это, Давид ободряюще сжимает мои пальцы.
— Успокойся, Ани. Всё будет хорошо. Если что — шишки полетят в меня.
— Какие такие шишки? О чем это вы? — оборачивается на нас папа.
— Гор, Арсен, пойдите пока у себя поиграйте, — просит их Давид.
Дождавшись, пока они послушно убегут в свою комнату, подходит ко мне.
Знаете, как бывает перед взрывом? Весь мир замирает, предчувствуя непоправимое. Вот и мой мир замер. Дышать получается через раз….
В голове плывёт, ни вдоха сделать, ни выдоха.
— Так что случилось-то? — поторапливает папа.
Взглянув на меня, словно оценивая моё состояние, Давид твердо произносит:
— Мы с Ани разводимся.
Взрыв… в моей голове. Оглушающий и яркий. Ощущение, будто я разом потеряла все органы чувств и сейчас зависла в пространстве…
Родители застывают, Тигран Арманович роняет вилку.
Я же во все глаза смотрю на бледнеющую маму… Она сначала нервно улыбается, будто не поверив, а потом, осознав, что никакой ошибки нет, хватается за горло.
— Что? Как это — разводитесь?
Мой подбородок начинает дрожать, в горле собирается ком. Мне так жаль… Так жаль, мамочка…
— Мы так решили, — спокойно отвечает Давид.
Охнув, она растерянно оборачивается на папу и снова на нас. Я же будто не я. Агонизирую внутри. Взрываюсь на части.
— Но почему? Всё же хорошо было.
— Мы не живем с Ани вместе уже полгода.
— Как? Как так? — вскрикивает шокировано.
Мама редко к нам приезжала. Чаще мы с мальчиками к ним, поэтому она даже не предполагала.
— Не понял, — приходит в себя папа, — Ани, это что такое?
От его голоса и взгляда хочется спрятаться, и я невольно делаю
