Мэгги Кокс - Колдовское лето

От запаха краски у Роуэн сильно разболелась голова, и она решила вынести три сосновые доски на воздух и прислонить к кованой скамейке в палисаднике. Собрав волосы в слабый пучок и облачившись в удобные вельветовые брюки и толстый свитер Грега, с которым она не смогла расстаться, она вышла из дома и, с наслаждением вдохнув свежий воздух, начала аккуратно покрывать одну из полок сиреневой краской. Совершенно случайно ее взгляд упал на синий «лендровер» Эвана, стоявший перед хорошеньким белым коттеджем, и Роуэн быстро отвела глаза, чтобы сосед не заметил ее любопытства. Если он не ушел на пляж или в деревню, то он должен быть дома, подумала она. В этом случае ей лучше не поднимать головы. Меньше всего на свете ей хочется повторения ужасной вчерашней стычки.

Она занималась покраской почти час, когда до ее слуха донесся стук двери. Машинально взглянув на его коттедж, Роуэн встретилась взглядом с Эваном. Она поспешно отвернулась, чувствуя, как у нее забилось сердце, и приказала себе не обращать на него внимания и заниматься делом. Легче сказать, чем сделать, потому что, кажется, он направляется к ней...

– Я перейду прямо к делу.

Взгляд Роуэн скользнул по черным ботинкам, длинным ногам в синих джинсах, широким плечам, обтянутым черным свитером и, наконец, остановился на его зловеще серьезном лице. Впервые ее внимание привлекли не удивительные зеленые глаза, а чувственная ямочка на четко очерченном подбородке. Она немедленно упрекнула себя за то, что заметила такую деталь.

– К какому делу вы перейдете? – спросила Роуэн, изо всех сил притворяясь равнодушной. Не получив ответа, она аккуратно положила кисть на банку с краской и терпеливо принялась ждать. Эван переступил с ноги на ногу.

– Я должен извиниться перед вами.

– Неужели? – Роуэн удивленно подняла брови. Если бы кто-нибудь сказал ей, что высокомерный Эван Кэмерон придет к ней с извинениями, она назвала бы такого человека глубоко заблуждающимся.

– Вы не виноваты в том, что я предпочитаю собственное общество.

– Это извинение? – Роуэн героическим усилием удержала улыбку. Эван чувствовал себя так неловко, что на него было больно смотреть. Ей стало понятно, что ему очень трудно произнести относительно простое слово: «Извините».

Запустив руку в густые темные волосы, Эван покачал головой.

– Вы хотите отыграться? – холодно спросил он.

Решив избавить беднягу от мучений, Роуэн вытерла руки о вельветовые брюки и осторожно поднялась на ноги.

– Забудьте об этом. Мне не нужны ваши извинения. Я прекрасно понимаю, почему вы так ведете себя. Больше всего на свете вы цените уединение. Вам не нужны соседи, и, так как мой коттедж долго пустовал, вы, естественно, решили, что так будет всегда. Мое появление захватило вас врасплох. Вы хотите, чтобы меня здесь не было. Это я тоже понимаю. Я приехала сюда по той же причине – побыть наедине со своими мыслями. Однако, несмотря на наслаждение, которое мне доставляет собственное общество, я, в отличие от вас, мистер Кэмерон, не вижу вреда в том, чтобы обменяться приветствием с другим человеческим существом. Иногда это приносит пользу. Простая улыбка может поднять мне настроение. Я не прошу вас общаться со мной и не ищу вашего покровительства – я даже не просила вас чинить мою сломанную калитку. Я просто здоровалась с вами, не требуя в ответ ничего, кроме обычного приветствия или улыбки. Вы ведь согласны, что в этом нет ничего вызывающего?

Эти слова захватили его врасплох, и не потому что в них была правда. Эвана удивила страстность, прозвучавшая в обычно нежном, мелодичном голосе Роуэн. Внезапно она предстала перед ним в другом свете. Ясно, что когда эта женщина любит, она отдается чувству всей душой без остатка. Почему-то Эвана пронзила зависть к мужчине, которого Роуэн Хокинс любила и потеряла. Его взгляд скользнул по ее лицу. Он увидел воинственный блеск красивых карих глаз, окаймленных длинными загнутыми ресницами, и мужской свитер, в котором утопала ее стройная фигурка. Несомненно, он принадлежал ее мужу. Скучает ли она по нему в своей одинокой постели?

Роуэн удивилась, увидев, что на суровом лице Эвана выступила краска. Не зашла ли она слишком далеко, честно высказав то, что лежит у нее на душе? Не принесет ли вреда ее вспышка? Роуэн скрестила руки на груди.

– Если вам больше нечего сказать, я буду продолжать свою работу. Я хочу покрасить полки до полудня, потому что прогноз погоды предвещает дождь.

– Извините, что я был груб с вами. У меня есть личные причины для такого поведения, но я не должен был вымещать свое зло на вас. Вы принимаете мое извинение?

Он выглядит несчастным и покинутым, пронзила Роуэн мысль, как человек, который безвозвратно потерял все. Ей хорошо знакомо это чувство.

– Конечно, – без колебания ответила она и, как будто стремясь подкрепить свой ответ, быстро улыбнулась.

Эван озадаченно нахмурил красивые брови.

– Вы прощаете с такой легкостью?

– Какой смысл таить злобу на людей? Она только разъедает душу и убивает радость. Зачем мне это?

– Действительно, зачем? – к своему удивлению Эван улыбнулся в ответ и почему-то почувствовал удовольствие, увидев, как Роуэн отвела глаза, не зная, как реагировать на его внезапное дружелюбие. – Пожалуй, я не буду больше мешать вам.

Он повернулся, чтобы уйти, решив продлить свою прогулку по побережью еще на двадцать минут. Почему бы и нет? Такого приподнятого настроения у него не было уже много недель.

– Я собиралась предложить вам чашку чая, – быстро сказала Роуэн, – если, конечно, вы не подумаете, что я захожу слишком далеко.

Заметив смешинку в ее глазах, Эван внезапно ощутил симпатию к Роуэн, что показалось ему явно неразумным.

– Звучит соблазнительно. Можете подождать, пока я вернусь с прогулки?

– Конечно, – быстро согласилась она, чувствуя, как у нее забилось сердце. Ей приятно, что Эван улыбнулся. Теперь даже надвигающийся дождь не испортит ей настроения. Это всего лишь чашка чая, сказала она себе, глядя, как он, пройдя по ее тропинке, вышел на дорогу. Но ведь ничего страшного не будет, если она предложит ему кусочек домашнего яблочного пирога?

Пробираясь через коридор, загроможденный мебелью, книгами и ящиками с безделушками, Эван проследовал за извиняющейся Роуэн в полупустую гостиную, вид которой вызвал у него улыбку.

– Похоже, вы намерены серьезно взяться за дело, – осматриваясь, заметил он.

В комнате остались два маленьких дивана с пестрыми подушками, строгий викторианский сервант, домотканый коврик перед камином и небольшой переносной телевизор на подставке. Картины – если они у нее есть – были сняты, потому что на белых стенах ничего не висит.