Мэгги Кокс - Колдовское лето

Глядя на миленькую Роуэн Хокинс, на ее румяные щеки и женственную фигурку, скрытую под слишком большим для нее свитером и брюками, он понял, что с такой женщиной, как она, одного секса недостаточно. Она – женщина, которая будет рожать тебе детей, и с которой ты будешь доживать свою жизнь, когда дети упорхнут из родительского гнезда, подумал Эван. Возможно, что она «не расположена к случайным связям», ну а он не расположен связать себя навеки. Однако эта женщина вызывает у него искреннее восхищение. Она ответила на его вопиюще неприличное замечание с удивительным достоинством, и если он должен был извиниться перед ней до этого, то теперь ему просто нет прощения.

– Я думаю, мы прекрасно понимаем друг друга, – сказал Эван, и Роуэн удивилась, заметив, что его губы тронула легкая смущенная улыбка. Он возмутительно красив, и его фигуре может позавидовать кинозвезда, мелькнула у нее мысль. Не многие женщины отказались бы от того, на что он намекал, но, возможно, они не любят своих мужей так, как она любила Грега.

– В таком случае, может быть, вы не откажетесь от чашки чая?

– По-моему, вы упомянули яблочный пирог?

Эвану удалось скрыть разочарование, когда он встретился с Роуэн взглядом. Он понимает, что ему следует уйти, но так не хочется возвращаться в пустой дом и предаваться бесполезным размышлениям о том, что где-то в его жизни произошел сбой!

У Роуэн радостно дрогнуло сердце. Она думала, что Эван немедленно уйдет, и, к собственному негодованию, была удивлена и довольна тем, что он, очевидно, решил остаться. Стыдись, Роуэн Хокинс!

– Чувствуйте себя как дома, – неожиданно для себя сказала она. – Я приготовлю чай и отрежу вам пирога.

Час пролетел незаметно, за ним последовал второй, и, когда небо потемнело, и капли дождя застучали по окнам, они выбежали в сад и внесли свежеокрашенные полки в коридор, установив их среди других вещей, уцелевших после опустошения гостиной.

– Спасибо, – проведя рукой по влажным волосам, Роуэн подумала, не воспользуется ли Эван этим моментом, чтобы завершить их приятную болтовню. Хотя никто не смог бы назвать их болтовню приятной. И, если призадуматься, болтовни не было вообще. Эван с удовольствием проглотил два куска пирога, запив их двумя большими чашками чая. Насытившись, он расположился на маленьком диванчике и долго сидел, не произнося ни слова. Его ответы на каждый вопрос, который Роуэн, собравшись с духом, задавала ему, ограничивались несколькими отрывистыми словами или холодным пристальным взглядом, который мог повергнуть в растерянность профессионального дознавателя. Напряженная атмосфера стала почти невыносимой, когда дождь, наконец, предоставил ей долгожданную возможность свободно вздохнуть.

Теперь ее удивляет, почему он замешкался в коридоре. Выражение его лица совершенно безучастное, но почему-то ей не хочется, чтобы он ушел, оставив ее в неведении о той мучительной борьбе, отражение которой проскальзывает в зеленых глазах, полных горечи.

– Дайте мне знать, если вам понадобится помощь, – Эван взъерошил влажные вьющиеся волосы и пристально посмотрел на Роуэн. Безмолвный язык его внезапно загоревшихся глаз потряс ее. Жаркая дрожь пробежала у нее по спине.

– Очень любезно с вашей стороны предложить мне помощь. Спасибо.

– Вы так вежливы. Как хорошая маленькая девочка.

– Такой меня воспитали родители.

Ей очень не понравился его издевательский тон, но у нее все еще кружится голова, потому что он стоит так близко в тесном коридоре, который внезапно показался ей не больше прикроватного ящика для постельного белья. В глазах Эвана ей почудилась легкая насмешка, и она подумала, что, вероятно, кажется ему немного странной – может быть, даже эксцентричной? Во всяком случае, отнюдь не женщиной, способной понять изощренные игры, в которые иногда играют взрослые люди.

Ну и пусть, вызывающе подумала Роуэн. Она не будет притворяться и останется такой, какая она есть. Если Эван решил проявить вежливость в надежде, что она окажется удобным развлечением на время его пребывания в коттедже, ему придется передумать. Она не собирается играть роль тихой гавани – особенно для недружелюбного, озлобленного мужчины, который даже не желает утруждать себя подобием приличного разговора с другим человеческим существом.

Но между ними, без сомнения, что-то происходит. Это «что-то» носится в воздухе и не дает ей дышать. Чувственная ямка у него на подбородке приковала ее внимание. Она заметила рядом с ней два крохотных пореза. Почему слова, которые она хочет произнести, замирают у нее на губах?

– Вам лучше уйти.

– Да, пожалуй. – Протянув руку, Эван на мгновение коснулся щеки Роуэн. Воздух, казалось, наполнился электричеством. – Спасибо за чай. Яблочный пирог был великолепен.

Когда он вышел, Роуэн закрыла пылающее лицо руками и глубоко вздохнула.

– О господи...

В течение целой недели Эвану удавалось избегать встреч с соседкой. Когда он видел, как она копается в саду, отправляется на прогулку или возвращается домой в машине, он напоминал себе, что его совершенно не касается, чем она занимается, и что он должен сосредоточиться на своем выздоровлении. Слава богу, к нему вернулся аппетит. Однако мысли о еде неизменно напоминали ему о вкуснейшем яблочном пироге Роуэн, а затем, естественно, приводили к мыслям о ней самой.

Жаль, с ее мужем случилось несчастье. Такая женщина, как она, не должна быть одинока. Если интуиция не обманывает его, Роуэн обладает сильнейшим материнским инстинктом, и сейчас она должна была бы возиться с целым выводком счастливых шумных ребятишек. Интересно, сколько ей лет? Двадцать девять? Тридцать?

Эван не мог усидеть на месте, и длинные ноги сами собой понесли его к окну, выходившему во двор Роуэн. Леди хорошо потрудилась, заметил он. Сорняки скошены, края вскопаны, и на старой зеленой ручной тележке лежат два мешка с компостом. Погода стала заметно теплее, и Эван подумал, не поддастся ли Роуэн искушению надеть то белое платье и нелепую соломенную шляпу. Его губы искривились в насмешливой улыбке. Для чего ей надевать это платье, если он так издевался над ним в их первую встречу?

Эван собирался отвернуться от окна, но в этот момент Роуэн попала в поле его зрения, и он замер на месте. Она несла большую алюминиевую лейку, из которой при движении разбрызгивалась вода. На ней были старые джинсы, белая футболка и высокие зеленые сапоги, которые выглядели по крайней мере на два размера больше, чем нужно. Если бы не женственные округлости фигуры, она походила бы на маленькую девочку, которая живет в собственном мире, поглощена своим делом и не замечает ничего, что происходит вокруг.