Приглашение в мир чувств - Мелани Милберн
– Я сомневаюсь, что это была любовь, – цинично произнес он. – Они подпитывались страданиями друг друга. Они были счастливы, если делали друг друга несчастными. – Он покачал головой, будто по‑прежнему не понимал отношения своих родителей. – Если такова любовь, мне она не нужна.
– Ты когда‑нибудь влюблялся?
– Нет.
– Но ты встречался со столькими женщинами. Разве ни одна из них не увлекла тебя?
– Страсть – не любовь. – Он снова взял бокал с вином. – Я быстро расстаюсь с женщинами, поэтому у меня не возникает к ним чувств.
– А если кто‑то из них влюбится в тебя?
– Я не собираюсь разбивать чьи‑либо сердца. Я устанавливаю правила, и женщины принимают их. – Лукас сделал еще глоток вина. – А ты против случайных связей?
Она покраснела:
– У меня время от времени бывают романы.
– Но ты ни разу не влюблялась.
– Еще нет.
– Но хотела бы.
– Конечно, – сказала Руби. – Я работаю в свадебной индустрии. Я была бы лицемеркой, если бы не верила в любовь и не хотела ее для себя. Просто мне пока не повезло. Как и моим деловым партнерам, Аэрин и Харпер, что звучит довольно иронично.
Лукас фыркнул и снова взял столовые приборы. Его рука с вилкой замерла на полпути ко рту, словно он почувствовал, что Руби наблюдает за ним.
– Слушай, мне жаль твою бабушку. Я надеюсь, с ней все будет в порядке. Если ей что‑то понадобится…
Руби потянулась за бокалом вина:
– Спасибо, но я уверена, что она выздоровеет. Хотя мне надо и дальше уговаривать ее выйти на пенсию. Она не может работать вечно.
Наступило короткое молчание.
Руби изучала выражение его лица, пытаясь догадаться, о чем думает Лукас. Его и прежде было трудно понять, а теперь он казался еще более закрытым. Конечно, он волновался из‑за своего зрения, но она чувствовала, что дело не только в этом. У Лукаса большой международный бизнес, персонал, о котором нужно было заботиться, и несколько проектов, которые запускаются одновременно. Однако сейчас он не может путешествовать, вернее, предпочитает этого не делать, пока не выздоровеет. Неудивительно, что вокруг его рта и глаз появились морщинки от беспокойства, которых раньше не было.
– Я поговорю с ней как можно скорее, – сказал Лукас. – И это еще одна причина, из‑за чего ты не можешь устроить здесь свадьбу своего клиента. – Он помолчал, словно ожидая, что Руби обо всем догадается.
У Руби стало тяжело на душе. Она поставила бокал с вином и уставилась на Лукаса:
– Ты же не собираешься продавать Ротвелл‑Парк?
Ей казалось, даже спрашивать об этом вслух – все равно что выкрикивать проклятия во время церковной службы. Это был единственный стабильный дом Руби, и ей очень не хотелось думать о том, что она не сможет туда вернуться. Этот дом – ее опора, якорь, который спасал ее, пока она качалась на бурных водах раннего детства.
Если Лукас продаст Ротвелл‑Парк, она больше не сможет ходить по замку и его территории, садам и болотам за его пределами. Она испытала глубокое чувство утраты, понимая, что ничто уже не будет прежним. Она потеряет не только свое убежище, но и часть себя.
– Он слишком большой для одного человека. – Лукас бесстрастно повел плечом. – Я теперь почти все время живу за границей, поэтому логично продать его тому, кто использует его с большей выгодой.
Руби открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба.
– Но это твой дом. Дом твоих предков. А что скажет твой отец по поводу продажи?
– Он перевел дом на меня после смерти моей матери. Ему не хочется возвращаться в Англию, не говоря уже о том, чтобы жить здесь, как и его молодой жене. Ей тут слишком холодно.
Руби прикусила губу, пытаясь смириться с фактом, что Ротвелл‑Парка больше не будет в ее жизни. Она могла приезжать сюда не чаще двух‑трех раз в год, но, зная о том, что здесь живет ее бабушка, чувствовала себя в безопасности.
Она только теперь поняла, как сильно держалась за этот дом. Потеря любимого убежища казалась ей возвращением в худшие события ее детства: постоянные переезды из одной квартиры в другую, когда мать сбегала от очередного сомнительного бойфренда или долга за наркотики.
– Но что будет с моей бабушкой? Она прожила здесь так долго.
– Ты настаиваешь на том, что ей нужно выйти на пенсию. Я щедро заплачу ей. И обеспечу жильем на всю оставшуюся жизнь.
Руби все равно не понимала, почему он так хотел избавиться от Ротвелл‑Парка. Как скоро он его продаст? Или он просто пока размышляет о продаже?
– Когда ты скажешь ей? – спросила она.
– Когда продам поместье.
Сердце Руби едва не выскочило из груди.
– Ты уже нашел покупателя?
Лукас рассердился:
– К чему драматизировать? Только дурак откажется от такого предложения.
– Значит, дело в деньгах. Я думала, ты совсем не похож на своего отца, но ты продаешь родовой дом тому, кто больше тебе заплатит.
Лукас откинулся на спинку стула и цинично скривил верхнюю губу.
– Сделай мне встречное предложение. Договор о продаже еще не подписан.
Она уставилась на него, зная, что он не видит, как сверкают ее глаза.
– Ты же в курсе того, что у меня нет таких денег. – Она сглотнула ком в горле, решив не показывать эмоции.
– Руби, – сурово произнес он, – ты успешная бизнесвумен. Ты должна знать, что эмоции и деловые сделки несовместимы.
– Неужели ты ничего не испытываешь к Ротвелл‑Парку?
Черты его лица стали жесткими и холодными, как мрамор.
– Насколько я понимаю, это место проклято.
Она так нахмурилась, что у нее заболел лоб.
– Проклято?
Он цинично скривил губы и с глухим стуком положил вилку.
– Ты сама это понимаешь. Мои родители влюблялись и расставались, мучая друг друга. Это место ассоциируется у меня только с тоской и плохим самочувствием. Я не хочу иметь с ним ничего общего.
Руби уставилась на него:
– По‑твоему, в этом виноват Ротвелл‑Парк? Виноваты только твои родители и их комплексы. Это никак не связано с прекрасным старым замком и его территорией. Жилище делают домом люди, а не кирпичи и раствор. Кроме того, иногда они были по‑настоящему счастливы. Я ни разу не встречала двух людей, так страстно влюбленных друг в друга.
Лукас хрипло рассмеялся:
– Ты считаешь, это была любовь? Ты смотрела на них глазами ребенка. Ты была очарована ими, благоговела перед ними, потому что они так отличались от…
– …Моей матери? – Руби вздернула подбородок и горделиво выпрямила спину. – Ты это
