Одри Хэсли - Близко к сердцу

— Ради Бога, не ведите себя так глупо! — И его руки сжались еще крепче. — Вы разбили себе нос!

— Уберите руки! — истерично крикнула она и вцепилась ему в плечо.

— Черт возьми, если кто-нибудь, войдя сюда, увидит кровь на вашем лице и услышит эти крики, то подумает, что я пытаюсь убить вас! — взорвался он и внезапно отпустил ее. — Что за спектакль вы тут разыгрываете?

— Я что-то разыгрываю?! — пронзительно выкрикнула Эстелл, не в силах сдерживать себя. — Это вы чайником разбили мне нос!

— Я нечаянно, — тихо произнес он, потом взял бумажную салфетку и протянул ей. — Закиньте голову и, ради Бога, не сморкайтесь!

Эстелл осторожно приложила салфетку к носу. Ее безумие, к счастью, прошло. Потом она подумала, что есть свои преимущества в том, чтобы лицом к лицу оказаться с разгневанным мужчиной: его возмущенно вздымающаяся грудь приоткрыла халат, и стали видны прекрасные заросли шелковистых темных волос.

— Кажется, кровотечение прекращается, — тихо проговорил он, бросая на нее быстрый и явно неприязненный взгляд, прежде чем взять полотенце и направиться к холодильнику. — Подержите у носа, — сказал он, передавая ей полотенце с завернутыми в него кубиками льда, — это поможет предотвратить опухоль.

Чувствуя себя совершенной дурочкой, Эстелл направилась к плите, прижимая к лицу неудобный сверток.

— И что вы собираетесь делать теперь? — спросил он с усталым раздражением.

— Готовить вам завтрак.

— По-моему, вы уже достаточно встряхнулись, чтобы не впасть в спячку, — растягивая слова, проговорил он. — Оставьте это, поедем смотреть лабораторию, а позавтракаем где-нибудь в городе… Разумеется, если вы согласны.

Эстелл была удивлена тем, как хорошо Стивен ориентируется в переплетении улиц, но потом вспомнила, что он довольно часто бывал в Дан-Лэре.

— Вы обычно проводили здесь отпуск? — спросила она после молчаливой борьбы с собой. С тех пор как они сели в машину Роналда, они едва перемолвились парой слов, но ее внутренний голос подсказывал, что, согласившись остаться, она обречена на единственную тактику: поддерживать, по крайней мере внешне, дружеские отношения, пока она не будет готова открыто противостоять ему. Кроме того, в ней росло желание узнать о нем как можно больше…

— Не только отпуск, — ответил он. — Отец считал, что я не должен забывать свои корни. В начальную школу я пошел в Дан-Лэре, хотя среднее образование получил в Америке. В университете я сначала учился здесь, а потом уже в Штатах.

— И вы не возражали? — спросила невольно Эстелл.

— А против чего тут было возражать?

— Наверняка существуют какие-то различия между ирландской и американской системами образования! А расставание с семьей и друзьями?

— Я оказался смышленым мальчиком, поэтому различия мне не были помехой, — ответил он. — Кроме того, меня отправляли в Ирландию не против моей воли; мне предоставляли выбор, и я не мог дождаться, когда поеду сюда. Что касается семьи и друзей, то я знал: они будут на месте, когда я вернусь обратно на время каникул.

Смышленый, хорошо приспосабливающийся и чрезвычайно скромный мальчик, с улыбкой сожаления подумала она.

— Полагаю, у вас было более традиционное детство, — пробормотал он, когда, миновав городские окраины, прибавил скорость и помчался по прибрежной дороге. Сердитое море обрушивало с грохотом волны с белыми барашками на пустой бледно-желтый песчаный пляж, тянувшийся миля за милей.

Можно сказать и так, — сухо ответила Эстелл.

— О, я понимаю! — усмехнулся он, и звук его голоса отозвался теплой волной внутри нее. — Это значит — все обо мне и ничего о вас. Здорово!

Эстелл удержалась от резкого возражения, рассудив, что вряд ли может винить его за воздействие, которое он оказывает на нее и о котором, кажется, не подозревает.

— Мне жаль, что у вас сложилось такое впечатление, — сказала она, так подчеркивая свою заурядность, что конец фразы прозвучал педантично, — но мне действительно нечего рассказывать. Из одной школы я пошла в другую, а потом в университет. В этом вряд ли есть что-то экзотическое… А куда именно мы едем?

— Сейчас увидите, — ответил он, неожиданно сворачивая направо. — Мы уже почти приехали.

Эстелл нахмурилась в смущении: с каждым поворотом они все дальше углублялись в один из самых фешенебельных жилых районов.

— Мы ведь направляемся в лабораторию, правда? — тихо спросила она, рассматривая через затуманенное стекло дома, с каждой минутой становившиеся все величественнее и попадавшиеся все реже.

— Разумеется, — ответил он с мягким смешком, когда они въехали в тупик, упиравшийся в огромные кованые чугунные ворота. Он остановил машину, отстегнул ремень безопасности и открыл дверцу. — Ваша очередь вести!

Прежде чем Эстелл успела произнести хоть слово, он выскочил на дождь, начавшийся, как только они сели в машину, и поспешил к воротам.

Когда она миновала открытые им тяжелые скрипящие створки, Стивен сделал знак остановиться и сел рядом с ней, обдав каплями дождя, когда, как шаловливый щенок, потряс блестящими черными волосами.

— Прямо вверх, — скомандовал он. Проехав небольшой лесок, они увидели неясные контуры дома.

— Это скорее похоже на небольшое поместье и совсем не вяжется с моим представлением о лаборатории! — воскликнула Эстелл, когда они приблизились к величественному, увитому плющом зданию. — Кто же им владеет?

— Питер Конноли, старый друг моего отца, — ответил Стивен. — Езжайте по дороге, ведущей за дом, и, когда она начнет спускаться к деревьям, увидите, где следует свернуть. Питер — одержимый человек, но, к сожалению, его нет: он выискивает маргаритки где-то на другом конце радуги.

— Чем он занимается? — воскликнула Эстелл, останавливая машину у фасада белого одноэтажного здания, спрятанного за деревьями.

— Питер — ботаник. Он питается, дышит, живет ботаникой. И к счастью, располагает огромными независимыми средствами, с помощью которых удовлетворяет свою страсть.

— Полагаю, именно он вырастил растение, которое вы собираетесь изучать? — спросила Эстелл.

Стивен кивнул.

— Да, он. А вон, должно быть, Теодор. — Из-за угла здания появился человек в непромокаемом плаще и высоких сапогах. — Вы можете подождать в машине, пока я попрошу его подготовить все к завтрашнему утру.

Выйдя из машины, Стивен приблизился к Теду, и через некоторое время оба исчезли внутри здания. Менее чем через пять минут они вновь появились, продолжая увлеченно разговаривать; собеседник Стивена то и дело показывал в направлении ряда теплиц, а иногда на поле за домом.