Портрет - Денис Алексеевич Смолов
Вечер медленно подходил к концу. Все гости уже стали расходиться, всех низкими поклонами провожал Маттео, а Маргаритта дарила каждому гостю по большой бутылке вина от дома Сальерри.
Доминико Морелло, который тоже присутствовал на празднике, демонстративно разбил подаренную бутылку и ушел с праздника злым и трезвым.
Страже не пришлось много убирать после праздника, ведь гости были весьма аккуратны и особой грязи не оставили, лишь пару небольших, случайно пролитых, капель вина остались то тут, то там, однако это были мелочи.
Сеньор Джорокко пожал руку последнему гостю, и приказал страже закрыть за ним ворота.
Карро Матто-закончился.
Лукреция опять почувствовала себя не совсем хорошо, поэтому пошла отдыхать, за ней пошла и Маргаритта.
Маттео также пошел отдыхать, ведь он весь день помогал страже и сеньору Джорокко в организации вечера.
Уставшим был и сеньор Джорокко. Он также пошел в свою комнату, и быстро там захрапел.
Джованни решил оставить портрет незнакомки у себя в комнате, уж очень необычной была эта женщина на картине.
Он подошел к открытому окну, и посмотрел куда-то вдаль. Мыслей особо не было, ведь всё, что он мог тут обдумать он уже давно обдумал, и всё принял. Он уже написал о своей новой жизни матери и отцу, что остались в поселении, что недалеко от Венеции. Ответные письма он никогда еще не получал, так что был даже не совсем уверен, доходят ли вообще его письма до родителей.
Из окна дул прохладный ветер сентябрьского вечера. Джованни подумал, что может заболеть от него, а это очень плохо, ведь он мог заразить и Лукрецию, поэтому он решил его закрыть, но шторы оставить распахнутыми, ведь в этот вечер очень красиво светила луна.
Затем он лег спать.
Утро было недобрым. У Джованни сильно болела голова.
«Неужели я всё таки заболел»-Промелькнуло у Джованни в мыслях. Надо бы позвать Маргаритту.
Джованни решил спуститься на общий завтрак. За столом сидела даже Лукреция. Повар Хулио, который родился в жаркой Испании, специально для нее приготовил еду отдельно, по рекомендации Маргаритты.
За столом она сидела смешно непричесанная, и весело хихикала со своим отцом о вчерашнем празднике.
— О, Джованни, почему ты опоздал? — Спросила Лукреция, завидя его на пороге столовой. — И почему ты такой хмурый?
— Мне кажется, что меня схватила болезнь.
— Если тебя схватила та же болезнь, что и Лукрецию, то о тебе заговорит вся Италия. — Решил пошутить сеньор Джорокко.
— Папа! Как ты можешь так глупо шутить! Маргаритта, немедленно осмотри его.
— Уно моменто, сеньоритта, только не волнуйтесь, вам вредно. Джованни, пройдемте к вам в комнату.
Они пошли наверх.
— Какие у вас симптомы?
— Голова болит.
— И всё?
— И еще, вроде бы живот болит.
— Хмм… А вы вчера что ели или пили?
Задавая вопросы, она начала осматривать его лицо, проверять глаза и зубы. Смотреть на руки, в особенности на пальцы и ногти.
— Много вина выпили на Карро Матто?
— Больше, чем обычно себе позволяю.
— Что ж, при осмотре, я не увидела признаков заразной болезни. Скорее всего, у вас легкое переедание. Думаю, что постельный режим вам поможет. Ложитесь, а я принесу вам еду сюда.
Она вышла из комнаты, а Джованни сразу решил лечь.
— Маргаритта, ну что там с Джованни-Спросила Лукреция, когда она спустилась в столовую.
— Сеньоритта Лукреция, волноваться не стоит, у него обычные симптомы, после хорошего вечера.
— Понятно-Воскрикнул сеньор Джорокко. — С непривычки оно-то всегда так быть может. Пройдет. А ты, дочка, не переживать.
Маргаритта пошла на кухню, и собрала там всего самого разного, что было на завтрак, и принесла всё это Джованни.
Ему еда еле лезла. Он съел всего кусочек кролика моченного в молоке и всё. Затем он смотрел на портрет незнакомки. Он не знал почему, но при взгляде на него, боль немного притуплялась. Спокойное выражение лица незнакомки, её холодный взгляд, успокаивал и голову и живот. Затем Джованни уснул.
Прошло несколько дней. Головные боли у Джованни так и не прошли, хоть стали немного слабее. Может это из-за того, что он смотрит на портрет незнакомки. Он всё не мог найти связь между портретом и болью, но факт был фактом. Боль уходит, когда Джованни любуется ею.
Какая же магия таится в этом портрете?
В один из дней сеньор Джорокко попросил Джованни помочь ему в заполнении важных бумаг, пока Маттео выполнял другое поручения хозяина.
Наплывал вечер. Джованни чиркнул огнивом над фитилем свечки, зажигая лепесток огня на ней, и сел за сосновый стол, на котором лежали листы.
Работа шла очень легко, несмотря на то, что головная боль начала усиливаться.
Он положил перо на подставку, откинулся на кресле и протер глаза.
В кабинете сеньора Джорокко весели очень много картин. Марио правда очень любил искусство, там были и пейзажи Италии, и портреты, и мольберты. Но самая красивая картина конечно был портрет его дочери Лукреции. Еще после свадьбы он попросил её разрешения, повесить нарисованный Джованни портрет, у себя в кабинете. Посмотрев на портрет, Джованни осознал страшную вещь. Лукреция на картине была красивая, свежая, воздушная, а сейчас, за месяцы беременности, она стала другой. Джованни не мог понять, что точно стало с Лукрецией, но она перестала быть для него идеалом.
Неужели он влюбился в портрет незнакомки?
Да нет, быть такого не может! Это же глупо. Или нет?
Наступила ночь. Вся работа была выполнена.
Джованни пошел в свою комнату, не выпуская из головы мысли, которые мучили его в кабинете. Отяжеленный ими, он лег спать.
Свет. Яркий свет обжог глаза Джованни, и резко потух. Он стоял в комнате. Она была узкая и длинная, а в ее конце стояла Лукреция. Джованни стал подходить ближе, но расстояние до нее вроде и не уменьшалось.
Вдруг, стена сзади Лукреции резко осветилась. Позади Лукреции, уже родившей Лукреции, которая держала ребенка на руках, висел портрет прекрасной незнакомки. Только этот портрет был необычный, точнее, необычного размера. Он был раза в четыре больше оригинального, и занимал собой всю стену. Взгляд у незнакомки был таким же холодным, однако Джованни показалось, что к этому холоду добавилась немного злобы и ехидности.
Наконец расстояние начало уменьшаться, он подошел ближе. С каждым новым метром на его пути сами по себе зажигались свечи, освещая путь.
Он
