Сидни Ламберт - Ложь и любовь

Мужчины по очереди пожали ей руку, однако знакомство приобрело весьма оригинальный характер. Мишель сама называла имена тех, с кем «знакомилась»: Митчелл читал на их факультете психологию в этом году, Жюльен – античное искусство – в прошлом.

– Я провожу вас до дома, – предложил Дэвид. – Мне кажется, вы еще не совсем пришли в себя.

– Что вы, не стоит, – запротестовала Мишель, и без того чувствовавшая себя обязанной. – Со мной уже все в порядке.

Жюльен наигранно нахмурился и наставительно поднял палец вверх.

– Не спорьте со старшими, вам это не к лицу, да и кто отпустит вас одну?

О, Жюльен! Он был готов дурачиться с кем угодно. Дэвид укоризненно посмотрел на него.

– По части театрального искусства, – заметил он, – среди нас, похоже, есть больший мастер.

Они пошли вдоль улицы. Мишель стало легче оттого, что разговор перешел на другую тему.

– Нам очень понравилась ваша игра вчера, – продолжал Дэвид. – Роль крошки Жозель удалась вам вполне. Вы где-то учились?

– Да, я родом из Цюриха, а у нас многие играют. Кто-то для себя, кто-то потом, получив соответствующее образование, устраивается работать по специальности. У нас любят театр. Я в детстве мечтала стать актрисой, но из серьезных постановок только участвовала каждый год в фестивале «Театральные представления». Он проходит у нас в августе или сентябре, но этот театр не такой. Авангардное искусство.

– Почему же вы не пошли в актрисы? – поинтересовался Дэвид. – У вас отлично получается.

– Видите ли, – стала объяснять Мишель, – у нас в городе фестиваль проходит в течение десяти дней. За это время я успевала участвовать во многих постановках и слишком уставала. Сперва мне казалось, что театр – вся моя жизнь, но потом я поняла, что не смогу связать себя с этим увлечением до конца дней. Представив, что все станет одним сплошным фестивалем, я поняла, что не способна на такие жертвы ради искусства.

– И потому решили стать искусствоведом, – закончил за нее Жюльен.

– Совершенно верно, – улыбнулась Мишель. – И думаю, что не ошиблась в выборе. Я не создана для вечных репетиций, суматох гастролей и всего прочего, связанного с актерской жизнью. Ну, вот мы и пришли.

Девушка остановилась у четырехэтажного дома, по всей видимости довольно современного, но стилизованного под дома Большого Базеля. Черепичная двухскатная крыша с арочными окнами, со вкусом украшенный фасад, изящные маленькие балкончики – все в нем напоминало старинный особняк.

– Деньги я верну вам завтра, – пообещала она Митчеллу. – И еще раз спасибо.

– До свидания, – кивнул Дэвид.

– До свидания, мисс. – Жюльен отвел одну руку назад, как бы придерживая фрак, и поклонился, как это делали аристократы прошлого века, – опустив глаза и выражая этим крайнюю степень почтения. – Я приду к вам ночью – петь серенады под окном. Этот порог отныне…

– Жюльен, – одернул друга Дэвид. – Перестань смущать девушку.

Мишель смотрела на своего преподавателя античного искусства, улыбаясь. Все студенты уже давно привыкли к его выходкам. Покинув Францию, Жюльен Этьен остался истинным сыном своего отечества и на чужбине. Он не замечал, что его поведение иногда переходит границы общедозволенного, но если у других французов эта развязность, излишняя порой свобода ощущалась иностранцами именно как нарушение каких-то норм, то у Этьена она выглядела весьма милой чертой замечательного характера. Швейцарские коллеги поначалу сочли его болтуном и даже были шокированы, но в скором времени аннулировали все свои претензии. Жюльен был отличным специалистом в своей области. Студенты тоже немного удивились, когда на первой же лекции их преподаватель принялся вдруг изображать слепого Гомера, потерявшего страницу из рукописи «Илиады», но потом привыкли и с удовольствием посещали его занятия. Иногда, правда, они превращались в чистой воды комедии, особенно если студенты начинали задавать какие-то нелепые вопросы, но зато в конце курса все сдали «античное искусство» великолепно. Изображенное в таких ярких, живых картинах, оно осталось в памяти студентов во всех подробностях. И Жюльен Этьен там, кстати, тоже остался, причем тоже во всех подробностях. Легенды о его неординарности переходили из уст в уста, шутки, выражения стали афоризмами.

Удивить Мишель таким обещанием было практически невозможно. Наверное, она спокойно восприняла бы появление Жюльена с гитарой под ее окном часа в четыре утра.

– Буду рада вас видеть, сеньор. – Она сделала реверанс. – До свидания.

Красивая девушка, – сказал Жюльен, едва дверь захлопнулась.

Дэвид воздел руки к небу.

– О боги! Ты же женатый человек!

– И что с того, – невозмутимо возразил Жюльен, – Это нисколько не мешает мне видеть женскую красоту. Друг мой, единственное, что отличает женатого человека от неженатого, – то, что второй просто восхищается женщиной, а первый всегда сравнивает ее со своей женой. И если женатый любит свою супругу, то при сравнении всегда отдает ей предпочтение, а если не любит, то это же предпочтение всегда отдается другой женщине, потому что нелюбимая жена становится обузой мужчины и он видит в ней только ограничение собственной свободы. Ты же психолог, должен знать.

– И все-таки из этого не следует, – сухо заметил Дэвид, которому стало даже немного обидно за Мишель, – что можно выдавать подобные высказывания, едва девушка закрыла дверь. Она наверняка услышала.

– И что, я же ничем не оскорбил ее, сделал комплимент, можно сказать.

Дэвид только махнул рукой. У них с Жюльеном были слишком разные представления о комплиментах, чтобы спорить на эту тему.

– А ты был сегодня неподражаем, – сменил тему разговора Жюльен. – Я бы так не смог.

Дэвид промолчал. До сегодняшнего дня он тоже думал, что не смог бы сделать того, что сделал. Человек никогда не знает, на что способен, пока не представится случай проверить. Дэвиду представился. Хотя он не мог поручиться, что повторил бы свой поступок. Все произошло слишком быстро. Он даже не успел понять, что рискует жизнью, кидаясь под колеса машины. До него только теперь стало доходить, чем могло все это кончиться, окажись его попытка неудачной. Разница была бы лишь в том, что «форд» сбил бы не одного человека, а двух. Дэвид и сам бы покалечился и девушку бы не спас. Он попытался вспомнить, когда принял решение прыгнуть. Успел ли он взвесить все «за» и «против»? Отдавал ли себе отчет в своих действиях? Нет, и еще тысячу раз нет. Успей он хоть на мгновение задуматься, и Мишель, возможно, уже не было бы в живых. Удивительная вещь – человеческая психика…

Жюльен зашел в Торговый центр. Дэвид не захотел идти с ним, там было слишком много народу, и остался ждать у входа. Оказывается, актриса, сыгравшая в спектакле Жозель, – их студентка. Почему ни Жюльен, ни Дэвид не замечали ее раньше? Ни тот, ни другой ответить не могли. Вероятно, она редко задавала вопросы и сидела где-нибудь сзади. Да мало ли может быть причин. Студентов много, всех не упомнишь. И тут Дэвид увидел ее на другой стороне улицы. Она была задумчива и выглядела немного рассеянной. Вдруг девушка сошла с тротуара и… Машины гудели, останавливались, Жозель будто не замечала их. Она пересекла одну полосу и уже дошла почти до середины другой, но тут произошло то, что должно было произойти с самого начала. «Форд» летел прямо на нее, даже самый опытный водитель не смог бы затормозить в этой ситуации. Дэвид увидел, эту сцену краем глаза, его внимание было всецело поглощено Жозель. Поверни он голову, просто сделай лишнее движение – спасать было бы уже некого. Дэвид бросился вперед, едва уловив приближение опасности. И успел. Каким чудом, он теперь уже не решался ответить, но успел.