Одержимые. После - Иман Кальби
–Дурак,– улыбается ему, целуя в ответ.
–А это,– вытаскивает из кармана еще две жемчужины,– я выловил в тот день, когда сбился с курса… Посмотри, они того стоили- почти идеальные, Люльти… И тоже твои… Все твое… Весь мир твой. Сама реши, что с ними делать, но знай, что в каждой из них мое сердце…
Он вкладывает ей в руку идеальные перламутровые сферы, а Амаль улыбается.
–Это будет двойня, Фахд. Два мальчика… Думаю, мы оставим эти жемчужины для них. Подарят девушкам, которых выберут. Уверена, как и все Макдиси, выбор будет очевиден и безальтернативен…
Он слышит ее слова и дергается от очередного укола эйфории. Двое… Мальчики. В ее утробе. Плоть от его плоти…
Опускается перед ней на колени и целует живот.
Амаль накрывает руками его черные густые волосы и закрывает глаза, отдаваясь моменту, который, наверняка, останется в памяти навсегда.
А на следующее утро все мировые таблоиды вышли с передовицами с фотографиями правителя Дубая Фахда Макдиси, стоящего на коленях перед своей женой и с лаконичной подписью «Счастливый и вечно влюбленный правитель».
Правда, времени смаковать момент и даже изучать очередные тонны комментариев пользователей на этот раз у Амаль не было. В Дамаске разгорелся очередной семейный скандал, и если она думала, что пожар вспыхнет от Мадлен, то ошибалась. На этот раз «поджигателем» выступил Карим…
Глава 7
Анвар
Она спала. Хрупкая, беззащитная. Эфемерная. Удивительная. Сел рядом, на краешек кровати. Тихо-тихо, чтобы не нарушить ее покой, не спугнуть чуткий сон. А он точно знал, она спит беспокойно. Иногда мучается бессонницами, которые, казалось сейчас, в ее положении, усугубились особенно. Все потому, что она очень субтильная. Ребенок забирает много ее сил, провоцирует анемию, зажимает кровоток, от этого все время мурашки по конечностям и чувство атрофированности. Он специально говорил с врачом, чтобы она не знала, а то расстроится, что он влезает в ее «женские тайны». Такая наивная… Какие у нее могут быть от него тайны. Никаких… Он маниакально знал о каждом ее шаге, каждом движении. Получал изощренное удовольствие от этого чувство оберегающего контроля.
Эта любовь накрыла его цунами. Не постепенно, не планомерно, а одним глотком воздуха. Вдохнул-и всё, пропал… Или напротив, спасён… Многие шептались у них за спиной- почему? Далия была красивой девочкой, но явно ягода не поля Анвара. Простая семья, пусть и интеллигентная. Работа балериной- далеко не самая почетная специальность на Ближнем Востоке.
А вот он сразу знал ответ. Как только увидел ее. Сразу почувствовал. Перед ним стояла девочка, о которой отчаянно хотелось заботиться, защитить, закрыть от всего мира. И он тоже это почувствовал- легкую ностальгию по своему первому сильному чувству- неподдельным эмоциям к взрослой прекрасной женщине, в чей фантом он был, как казалось, влюблен столько, сколько помнил себя…
Он ходил к психологу годами, поэтому на очередном сеансе им не составило труда вывести формулу, закрывшую долгие годы нереализованный гештальд. Анвар искал свою асфуру (араб.-голубка)*. Искал её в Амаль- так сильно похожей на свою мать внешне, но совсем иную внутри. Амаль была хищницей, прирожденной королевой. Ее невинность и простота были лишь неизбежностью юного возраста. Они уступили место мудрости и шику, стоило только ей перейти из девичества в женственность. Маду- огонь, пламя, страсть… Он любил свою первую жену когда-то. Вернее, не так. Он горел ею. Невозможно не гореть той, что обжигает, потому что пламя ее слишком сильное. И ему тоже казалось какое-то время, что ее огонь нужно защищать… Маду была тоже со шрамами на душе с детства, тоже по-своему не понята и несчастна. Но она тоже была хищницей. На верхушке пищевой цепочки. Ей не нужна была его защита. Напротив, она тяготилась ею. Их любовь не прожила и трех лет, хотя именно столько главные знатоки этого чувства- так любимые и понятные самой Мадлен французы- дают ей… Их расставание было неизбежным и органичным. Без криков, драм, скандалов. Конечно, язвительность бывшей жены не могла не отдавать рикошетом по его нервной системе, и без того расшатанной непростой работой премьера, но они все равно умудрялись поддерживать ровные, конструктивные отношения друг с другом. В последние месяцы стало даже полегче- у нее кто-то появился, хоть она это усиленно и скрывала от семьи. Серьезный знак- у Маду так всегда, если она демонстрирует что-то, играет на публику, почти гарантированно, что это нарочно, несерьезно, назло. Это такой ее внутренний подсознательный протест. Всегда так было. Даже в детстве. Если же держит что-то за семью печатями- то прими распишись…
Они прорабатывали с психологом даже саму Владу. И на поверку оказалось, что и она- далеко не та «асфура», которую он так самозабвенно любил. Влада Васеля, зрелая красивая женщина, популярная во всем регионе, уже была защищена. Если где-то на дне ее красивых глаз цвета сладкой патоки и была та маленькая беззащитная «голубка», отчаянно бьющаяся крыльями омощные плечи его отца, к которому попала в плен волею судьбы, то уж точно как минимум ушла далеко вместе с ним и их историей любви.
Далия была другой. Ранимой и непосредственной. Зажатой и дико притягательной. Ее хотелось раскрывать медленно, бережно. Так, как он не обращался ни с одной девушкой «до». И дело было далеко не в разнице в возрасте. Пускай ему тридцать пять, а ей только девятнадцать, она была мудрее и сознательнее многих. Дело в ауре, в ее природе. Женственной до невозможности…
Это потом он узнал страшный секрет, ревностно охраняемый ее семьей- Далия приемный ребенок. Ее удочерили младенцем. Привезли из холодной Москвы, забрав из обычного детского дома… Та же загадка, что и у Влады. Тот же бэкграунд. Ну… Почти тот… А еще он увидел, как она танцует. Сердце остановилось тогда, наверное. Нет, это не похоть, не страсть, не желание были. Все эти чувства появились потом, когда она осмелела, когда он уже не боялся «испачкать» ее своими опытом и цинизмом. В тот день на сцене, на премьере фильма, он видел перед собой настоящего ангела во плоти. Нимфу, рожденную парить между миром реальности и грез…
Их познакомила Оксана на фуршете после премьеры, куда Анвар изначально даже не думал идти. Сколько же было иронии и переглядываний у членов их семейки, а он все
