Господин (СИ) - Князева Мари

Глава 9

На следующий день, незадолго до обеда, я узнала, что господин покинул охотничий домик сразу после завтрака и уехал со всей свитой в основное имение.

— Дорога… чинить? — спросила я у Расима, используя свой словарь, подаренный Терджаном.

Старик закивал, тряся усами. Грусть охватила меня пуще прежнего. Я с внутренней иронией усмехнулась, подумав, что так и не увидела господина, которому посчастливилось стать моим собственником. И может быть, уже никогда не увижу…

Потекли обычные дни — такие же, как прежде, только теперь они были наполнены сожалением о том, что нам с моим единственным другом не удалось даже попрощаться по-человечески. Я продолжала учить язык и немного общалась с Расимом, но эти разговоры отнюдь не были похожи на наши с Терджаном философские беседы о природе рабства или семейного счастья.

Потом я вдруг получила письмо от него. Однажды утром Расим передал мне конверт, запечатанный, как в фильмах про стародавние времена, сургучом. Дрожащими руками я вскрыла его и с замиранием сердца стала читать довольно четкий и понятный английский текст.

"Дорогая Ева,

Прости, что уехал так поспешно, даже не попрощавшись. Ты знаешь: я человек подневольный, а обстоятельства таковы, что медлить нельзя. Хозяину срочно нужно было ехать улаживать дела. Однако потом он возместил мне этот урон с лихвой, согласившись подписать и запечатать мое письмо к тебе собственной рукой, чтобы оно смогло дойти до тебя, минуя любые препятствия. Не так уж он и плох, как ты считаешь?

Если ты захочешь написать мне ответ, просто попроси Расима поставить свою подпись и печать на конверте — и любые препятствия будут точно так же преодолены.

Я жалею большей частью о том, что не успел сказать тебе, как много радости мне доставило наше знакомство. Я никогда не знал ни одной девушки, подобной тебе, и очень счастлив, что узнал тебя. Остается надеяться, что и ты не была разочарована знакомством со мной. Что я не напугал и ничем не обидел твою тонкую свободолюбивую натуру.

Если у тебя есть какие-то вопросы, на которые я не успел ответить за короткое время наших встреч, можешь задать их в ответном письме.

Искренне твой друг, Терджан Н."

Я перечитала это письмо, по меньшей мере, пару десятков раз. Очень короткое, не сообщающее ни о чем, кроме признательности и сожалениях по поводу быстрого отъезда, мне казалось что оно дышит искренним дружеским чувством и требует непременного ответа. Требует — не в смысле принуждения, а в смысле, что такая теплота не может остаться без внимания с моей стороны. И я, разумеется, села писать, не медля ни минуты.

"Здравствуйте, мой дорогой друг!"

Я решила, что такое обращение покажет всю глубину моей признательности, но не посеет неуместных иллюзий. Я часто думала о том, как на самом деле относится ко мне этот суровый мужчина, по возрасту, наверное, годящийся мне в отцы. По нашим, европейским, меркам у него как раз настало время для кризиса среднего возраста, когда представители сильного пола вдруг бросаются во все тяжкие, позабыв о семье и стремясь почувствовать себя молодыми и беззаботными, как те юные особы, к которым их внезапно начинает тянуть. Да и крепкие объятия, которыми одаривал меня Терджан, были более чем красноречивы. Эти мои опасения несколько ослабевали, благодаря тому, что мой средневозрастый друг ни разу не попытался меня поцеловать, а также строгим традициям этой варварской страны, допускающим для мужчин близость только с девственными белыми женщинами, к коим я не относилась.

С другой стороны, смешно всерьез предполагать, что здешний мужчина станет тратить время на дружбу с белой женщиной, чуждой ему по духу и традициям… И всё-таки я не могла оставить его письмо без ответа, тем более, что переписка сама по себе ничем мне не грозила.

"Я была очень рада получить ваше письмо, оно согрело мою одинокую душу.

У меня к вам, наверное, неожиданный вопрос: как зовут вашего господина? Я до сих пор не знаю его имени, и это кажется мне странным. Возможно, его называли при мне, но так как я не различаю речь в целом, то пропустила эти моменты.

Также кажется мне странным, что я до сих пор ни разу его не видала, хотя, по моим ощущениям, прожила в его доме почти год. Вы могли бы описать его внешность и объяснить, почему нигде нет ни одной фотографии, ни одного портрета?

Буду рада, если вы расскажете мне и что-нибудь о самом себе. Что-то не секретное, обыденное… Не забывайте: мы с вами из разных культур, у нас так сильно отличаются все традиции, что даже описание приема пищи может стать настоящей экскурсией.

Могу вам со всей уверенностью сообщить, что вы ничем абсолютно меня не обидели и не испугали. Это время, когда мы с вами общались, было, пожалуй, самым счастливым из всего моего пребывания в вашей стране."

Поставив точку, я задумалась. Наверное, не стоит так писать: тут ему в голову вполне может закрасться иллюзия какого-то более горячего чувства с моей стороны, нежели простая дружеская симпатия. Переписывать не хотелось, поэтому я попыталась сгладить эффект дополнительными объяснениями.

"До вас мне было очень одиноко и тоскливо, так как совершенно отсутствовала возможность поговорить о чем-либо с понимающим меня человеком. Теперь же, благодаря вашему подарку (словарю), я стала больше общаться с Расимом. Мне очень нравится этот человек: он так мудр и рассудителен. Ему свойственна очаровательная неторопливость, какой я тоже хотела бы когда-нибудь научиться.

Если вдруг у вас появится возможность добыть для меня книги на английском, буду очень вам признательна.

Еще раз благодарю вас за это письмо,

с уважением, Ева Рождественская"

Расим с готовностью на моих глазах запечатал, подписал и отправил со слугой мое ответное послание, как будто был предупрежден и проинструктирован насчет него свыше. Я с интересом следила за его движениями и выражением лица: не проявит ли он какого-то любопытства, насмешки или осуждения, но Расим был спокоен, деловит и бесстрастен, как будто делал нечто совершенно обычное для себя. Неужели в доме его хозяина принято, чтобы охранники переписывались с рабынями? Или, может быть, он думает, будто сам господин общается со мной? Это, однако, было бы странно с его стороны: сколько, должно быть, у него дел и забот — разве стал бы он тратить свое драгоценное время на переписку с женщиной из столь неуважаемой категории? Впрочем, мое ли это дело, кто и что обо всем этом думает?

Ответ от Терджана пришел очень быстро, к нему прилагался сверток с тремя книгами: "Приключения Оливера Твиста" Диккенса, "Эмма" Джейн Остин и сборник рассказов Эдгара По. Я почувствовала себя по-настоящему счастливой, бегло просмотрев обложки, и сразу бросилась дрожащими руками вскрывать конверт со знакомой печатью.

"Дорогая Ева,

Трудно описать, как рад я был получить твой ответ так скоро… Кажется, моя душа тоже томится вдали от тебя".

В груди у меня полыхнул огонь волнения и смущения. Он намекает… на что он намекает? Боже, женатый мужчина, и я — без пяти минут замужем. За прошедший в неволе год, правда, надежда моя на воссоединение с женихом значительно остыла. Но она жива. Я не должна поддерживать эти игры с Терджаном. Вопреки расхожему мнению, я не считаю, что моральные принципы женатого человека или их отсутствие — это сугубо его личное дело. Если женщина вступает в отношения с ним, то принимает на себя часть ответственности за них.

Я продолжила читать:

"Признаюсь, твои вопросы немало удивили меня. Конечно, я с удовольствием расскажу тебе о своем господине. Надеюсь также, что узнав о нем побольше, ты перестанешь испытывать сожаление по поводу того, что он и твой господин."

И какое ему дело до того, как я отношусь к его хозяину? Не понимаю… Может быть, поклонение начальству — это часть их религии?

"Его имя — Халиб Насгулл. Внешне мы с ним похожи — он тоже высок и крепок телом, также носит бороду — как и все мужчины в определенном возрасте. Нас с ним даже можно спутать, если не приглядываться. Думаю, в этом кроется одна из причин, почему он всегда держит меня рядом…