Птичка в клетке (СИ) - Илина Дина

Но от старых привычек полностью не смогли отказаться. Соглашались крышевать своих старых товарищей, таких, например, как Ашот. Но этого мне уже было мало. В молодости жил, как на вулкане: стрелки, разборки, погони, менты, девочки, казино, марихуана. И мне стало не хватать того адреналина, накала страстей. Будни проходили одинаково серо и уныло, от меня требовались только подписи. Бизнесом управляли обученные люди, и от скуки я ушел с головой в экстремальный туризм.

Это, конечно, дорогое удовольствие, но денег мне на него хватало с лихвой. Выбирал маршруты, щекочущие нервы: джунгли, горы, пустыни, каньоны. Но через пару лет странствий и скитаний, выдохся, попробовал уже все, что только можно, и по совету одного знакомого, решил обосноваться в одном из Тибетских монастырей. И в итоге, остался там надолго. Благодаря учителю, я смог обрести долгожданное душевное равновесие и был несказанно рад этому.

Вернулся умиротворенным человеком, готовым к семье и отношениям. И вот на одном из благотворительных вечеров встретил Лилю и зажил обычной семейной жизнью. Все эти годы я пребывал в твердой уверенности, что обрел свое тихое счастье, но, видимо, душа требовала чего-то такого, как Настя: странного, непонятного, будоражащего воображение и разум. Когда она находилась рядом, то заполняла собой все пространство. Я растворялся в ней и больше ни о ком не мог думать. Оказывается, именно такой девушки, как она мне не хватало все эти годы. Сегодня я четко осознал это.

Глава 4

И плакала скрипка,

Секрет их храня.

Его неземная улыбка:

Она ответила: «Да!»

Она.

Я проснулась, открыла глаза и вскрикнула. Натянула сползшее с груди одеяло по самые глаза и, тыкая пальцем в Ашота, пропищала:

— Ты, что тут делаешь?

Он сидел и слишком уж сладенько улыбался.

«Не к добру» — подумала я.

— Ну, что ты, солнышко, проснулась?

«Солнышко?! Он, что, серьезно? Не рыба моя, не Ева, а солнышко! Точно все плохо. Наверное, приготовил для меня какого-нибудь толстосума, о-о-очень богатого, но очень страшного волосатого дядечку преклонных лет! А, может, извращенца? А еще хуже, если и первое, и второе вместе: страшного, уродливого маньяка со странными наклонностями!»

Из размышлений вывел голос работодателя:

— Как себя чувствуешь, милая?

«Милая? Милая?»

— Ашот, ты перегрелся, что ли? Или пива опять дешевого с утра напился? Говорила же, что утренний опохмел на тебя плохо влияет. Ты начинаешь нас жалеть!

— Нет, ни граммулечки, радость моя. Как твои отметины? — спросил, взяв меня за руку.

Я с опаской выдернула свою конечность из его липких щупалец. Мне уже становилось дурно от всего происходящего. Он должен был орать, как всегда с утра, что мы ленивые тюленицы, лежим и ничего не делаем, а попка сама по себя крепкой не станет и, если не будем бегать и заниматься на тренажерах, то наши тела станут дряблыми раньше времени.

— Да, нормально, вроде, заживают. А, что происходит, Ашот? Не нравится мне твой настрой. Что делать? Говори прямо, не томи! А то, может, мне кушать сегодня противопоказано, чтобы не случилось в процессе близкого знакомства с клиентом неловкого моментика. У меня желудок слабый, ты же знаешь.

— Да ничего от тебя мне не надо, голуба моя. Ты ешь, ешь, питайся правильно, чтобы по быстрее шрамы заживали…

— А-а-а, я поняла! Мужик не любит увечья?

— Да нет, нет! Не выдумывай! Просто проявляю заботу о своих любимых девочках! А ты, как всегда, не веришь! Расслабься, Ева, ты слишком подозрительна. Даю тебе два выходных, можешь провести их, как захочешь, — и он, похлопав меня по руке и насвистывая незатейливую веселенькую мелодию, ушел.

Что это было?

Я, как зачарованная, пялилась на то место, где только что лежала лапа Ашота. Оно горело огнем, как и мои щеки. Ох, не к добру все это, не к добру.

Но грех было не воспользоваться двумя законными днями отдыха, если уж разрешили. О том, что будет завтра, совсем не хотелось думать. Я быстро оделась и побежала к сестре в реабилитационный центр. Наконец-то, могла полноценно побыть с ней двое суток. Он находился за городом в, так называемом, «экологическом районе». На его территории имелась гостиница, и я собиралась ей воспользоваться. Деньги, благодаря Вадиму, у меня теперь имелись.

Конечно, Ире было все равно сиделка рядом или сестра, ведь она пока не узнавала меня, но врачи говорили, что при хорошем уходе и дополнительных процедурах возможен прогресс. А, вообще, я мечтала о Швейцарии, особенно после того, как прочитала в интернете, что там вытаскивают даже очень сложных больных. Я даже выбрала центр в Цюрихе. Конечно, нам никогда не попасть туда с Иришкой, но надеяться же мне никто не запрещал.

Сев в автобус, я прислонилась лбом к стеклу и, проезжая мимо необъятных лесов нашей Родины, представляла нас с сестренкой бегающих по васильковому полю у бабушки в деревне. Ира не помнила ничего, а я часто прокручивала в памяти эти счастливые моменты нашего детства, когда у нас все еще было нормально. Папа почти не пил и работал на заводе, с нами жила бабуля, и летом она забирала нас к себе на дачу. А маму Ирина не знала, так как она умерла во время ее родов.

Она преподавала русский и литературу в школе и была очень красивой, умной и интеллигентной женщиной. Я очень ее любила, помнила до сих пор ее запах и, как она читала мне сказки на ночь, а потом целовала в щечку, гладила по голове, желала спокойной ночи и уходила, а я засыпала за секунду. После ее смерти у нас все пошло кувырком: отец стал чаще приходить в подпитии, сначала несильном, так как бабушка переехала к нам и пыталась, как могла его контролировать, но, когда она умерла, он сорвался окончательно, и моя жизнь превратилась в сплошной жуткий кошмар. Ире было десять лет, а мне четырнадцать, все обязанности по дому легли на мои плечи, так как близких родственников у нас больше не было, а отец медленно и верно спивался.

Мало того, в состоянии сильного алкогольного опьянения он становился агрессивным и неуправляемым. Крушил все, что попадалось под руку в доме, и в такие дни мы забивались в угол кладовки и, обнявшись, накрытые вещами, молились, чтобы он нас не нашел. Слава Богу, выдыхался он также быстро, как и заводился. Отец обычно буйствовал минут пятнадцать, потом ложился на старенький диван и засыпал. И только через полчаса его монотонно храпа, мы тихо, как мышки, выбирались из своего укрытия и шли спать.

Но в тот роковой день ему попалась на глаза Ирина. Я не знаю, почему она вышла из комнаты, возможно, просто захотела в туалет, его еще не было дома, и они, внезапно, столкнулись в коридоре, но, что произошло на самом деле, уже никто никогда не узнает.

За своими мыслями не заметила, как приехала. Прибежала вприпрыжку в больницу и в холле встретила лечащего врача сестренки.

— Здравствуй, Ева. Ты сегодня очень рано, и какая-то не такая, как обычно. Счастливая, что ли! Это хорошо. Тебе идет улыбка.

— Здравствуйте, Григорий Юрьевич. Я на два дня к вам выбралась, представляете? Как Ирочка?

— Как всегда, — ответил со вздохом доктор и, взяв меня под руку, повел в сторону ее палаты. — Вы же прекрасно знаете, Евочка, что у нас недостаточно ресурсов для таких больных. Вам бы в более современный центр попасть. Конечно, он и стоить будет дороже. Здесь мы, по сути, просто заботимся о ней, все наши процедуры — это иголка в стогу сена.

— Понимаю, но денег у меня сейчас нет. И ведь надежда умирает последней? А вдруг я выиграю в лотерею? Или неожиданно богатая одинокая родственница оставит мне все свое огромное состояние в наследство?

— Мне нравится ваш настрой, Ева. Бегите, Ирочка, уже ждет вас.

— Да, ладно вам, Григорий Юрьевич, говорите, как есть. Она же не понимает, кто перед ней: сиделка, врач или родная сестра, — сказала, отведя глаза в сторону и смахнув предательски выступившею слезу.