Навсегда в ее сердце - Дженис Мейнард
— Где все? — спросила Лейла, плюхнулась в любимое кресло и сняла босоножки.
— Выглядишь очень мило, — сказала Челси. — Мама с папой ушли наверх час назад. Бабушка тоже. Вик и Морган на двойном свидании с чьими-то друзьями. Как концерт?
— На самом деле отлично. — Лейла почувствовала, как покраснели щеки, особенно когда старшая сестра посмотрела на нее с ухмылкой.
— Значит, тебя вполне удачно подставили два старика?
— Джордан был милым. Концерт Паркера Бретта — шикарным. Я хорошо провела время.
— Почему мне кажется, что где-то есть но?
— Ты решишь, что я спятила.
— Не больше чем обычно. — Челси засмеялась над собственной шуткой. — Ты же все мне расскажешь? У вас с Джорданом Бенксом что-то было?
— На первом свидании? Нет, конечно.
— У многих женщин бывает.
— Но не у меня.
— Тогда о чем он думал?
Лейла поправила подол платья.
— Я почти уверена, что ходила на свидание не с Джорданом Бенксом, а с Джошуа.
Челси выпрямилась и выключила телевизор.
— Ты шутишь.
— Нет. Я поняла это в первый же час. Я знаю этих близнецов. Может, они и выглядят одинаково, но характеры у них совершенно разные.
— Ты сказала что-нибудь?
— Нет. Потому что не была полностью уверена. Мы не виделись слишком долго.
— Но я думала, Джошуа женат и живет в Далласе.
— Жил, но вернулся. К сожалению, развелся.
— Ты, наверное, рада, что он снова один. Я давно не видела тебя такой взволнованной.
— Я не взволнована.
— Ну конечно.
Невозможно обмануть сестру, которая знает тебя с рождения.
Лейла решила сменить тему:
— Как все себя чувствуют после сегодняшнего?
— Папа, разумеется, психует. Он злой, как черт. Мама пытается успокоить его весь день. Вика и Морган это не особо волнует. Дядя Дэниэль должен был вернуться в Париж, но папа запретил ему уезжать, пока мы не разберемся.
— «Запретил»? Боже правый, мы же не в королевской семье.
— Наши мужчины уже решили отдать ему право главы семейства, — фыркнула Челси.
— Значит, дядя Дэниэль остался?
— Только до утра вторника.
— На самом деле я так не хочу ехать к юристу, — призналась Лейла. — У меня от них мурашки.
— Я тоже не хочу ехать, но мы должны сделать это вместе.
— Думаешь, наша семья странная? — Лейла потерла висок, у нее уже начинала болеть голова.
Челси закатила глаза:
— У меня есть право хранить молчание?
— Я серьезно. Разве не странно, что мы все живем под одной крышей?
— Здесь полторы тысячи квадратных метров. И еще пятьсот на заднем дворе. У каждого из нас в любом случае есть свой уголок.
— Конечно. Но что насчет Вика? У него всегда есть девушка. Разве ему не хочется немного личного пространства?
— И-у-у-у. Не хочу говорить о сексуальной жизни нашего брата.
— Но почему он остается здесь? Разве одинокий мужчина не должен жить отдельно?
Челси медленно покачала головой:
— Иногда я забываю, насколько ты милая и наивная. Поверь, Лейла. Я почти уверена, что у нашего дорогого брата уже давно есть квартира в городе.
— Но почему он все еще имеет право жить здесь?
— Ты же знаешь, ему нравится быть любимым сыном и внуком. Он хочет, чтобы ему отдали ранчо. Жители требуют, чтобы он не уходил от того, чем занимался отец.
— Понимаю.
— У нас у всех достаточно денег. Любой из нас может уехать, если захочет. Да, Лей-Лей? Хочешь расправить крылья?
Почему-то детское прозвище Лейлы прозвучало слишком сентиментально.
— Нет. Я не хочу уезжать. По крайней мере, не сейчас. Думаю, я такая же, как Вик. Продолжаю надеяться, что папа однажды заметит, что мы с тобой тоже можем управлять ранчо не хуже, чем его драгоценный сын.
— Я бы не ставила на это. Видимо, наличие пениса — обязательное условие для техасских фермеров.
Лейла улыбнулась.
— Или, по крайней мере, для тех, кто живет в Ройяле. — Лейла зевнула. — Я вымоталась. Приму душ и лягу спать.
— Я почти досмотрела. Скоро тоже пойду.
Поднимаясь по лестнице, Лейла думала над шуточным вопросом Челси. Хотела ли она жить отдельно?
Раздевшись в ванной, она пыталась не смотреть на себя в зеркало. Она все еще помнила теплую мужскую ладонь, нежно обнявшую ее за шею. Как бы она ни старалась, все равно не могла поверить, что мужчина, с которым она провела вечер, — Джордан Бенке.
С ней был Джошуа, но что это значило? Зачем они поменялись? Даже Бертрам Бенке упомянул подростковую влюбленность Лейлы. Видимо, старик понятия не имел, что его мальчики что-то замышляют.
Лежа в постели с выключенным светом, она беспокойно возилась под одеялом. Она закрыла глаза: все, что она видела сейчас, — прекрасные голубые глаза-ирисы с искоркой смеха и желания. Было ли это на самом деле желание?
Однажды ее уже одурачили.
Она не могла позволить себе сглупить во второй раз.
Но даже после самобичевания она продолжала мечтать о том, кто поцеловал ее сегодня вечером…
Глава 4
В юридическом офисе было еще хуже, чем в похоронном бюро. На встречу с семьей Лейла приехала на машине, а до этого пообедала с подругой. Она вошла в холодную и неуютную комнату.
Лейла села рядом с Челси и приготовилась к долгому, скучному часу. Она оглядела комнату и заметила, что пришли практически все, даже бабушка. Сильно не хватало дяди Трента и тети Лизы. Может, они решили не приезжать, потому что ничего не ждали и терять им было нечего.
Юристу было за шестьдесят. Седые волосы и обычная одежда выдавали в нем мастера своего дела. Он уже десятилетиями работал с Грендинами.
— Давайте сразу к делу. Я связался с тем, кто готовил бумаги, которые вы получили в день похорон. Он извинился, что прислал письмо в такой напряженный для всей семьи момент. Сказал, что не знал.
— И вы ему поверили?! — возмутился отец Лейлы.
— У меня не было причин не верить, — сказал юрист. — Миссис Грендин, ваш муж когда-нибудь говорил о добыче нефти?
Мириам выпрямилась. Она была сложной женщиной и той, кто чувствовал себя с мужем как за каменной стеной.
— Насколько я помню, никогда. Но Виктор всегда имел собственную точку зрения. Если он кому-то и доверял, то Огастусу Латтимору. Старики были неразлей-вода.
Отец Лейлы, видимо, расстроился. На самом деле Лейла его жалела. Должно быть, трудно стоять в стороне. Он был уже в том возрасте, когда некоторые задумываются о том, чтобы через несколько лет уйти на пенсию. Но Виктору-младшему только что выпала возможность поуправлять ранчо. Затянется ли это еще лет на тридцать? Как было с его отцом?
— Разве нам есть о