Мать и мама - Сергей Набоков
Бросив посреди дороги свой чемодан, Алевтина бросилась в траву, прижавшись лицом к земле, обильно поливая её своими горькими слезами. В этот миг Алевтине показалось всё каким-то незначимым. Москва, партия, интриги, квартиры, подарки – всё казалось таким незначительным; словно дурной сон играл глупую шутку с сознанием Алевтины.
Потеряв силы для морального сопротивления гнетущим её душу чувствам, Алевтина уснула. Ей снилась мама. Как мама плакала на её кровати, в день отъезда на учёбу. И даже во сне, её слёзы не останавливаясь, текли из закрытых глаз.
– Эй, дурёха! Тебе плохо? – мужской голос разбудил Алевтину.
– Извините! Мне в Киселёвку нужно, вы куда едете? – спросонок вскочила Алевтина, вытирая лицо платком.
– Алька! Ты что ли? – спросил мужчина.
– Толька! – обрадовалась Алевтина, бросившись на грудь брата, – какой ты стал! Не узнать тебя! Мужчина. На папку становишься похожим.
– Так ты ещё чаще приезжай, может, и начнёшь узнавать, с иронией сказал Толька, – садись в машину.
– Ты откуда? – спросила Алевтина.
– На элеватор ездил, в Атбасар.
– А ты каким ветром? Вот мать то обрадуется.
– Мама… Как она?
– Да, как обычно, – без сантиментов ответил Толька, – постарела только. Тяжело ей уже одной дома по хозяйству. Но ничего, где я забегу, чем подсоблю, где Нинка зайдёт, поможет. Я мамку к себе зову, и Нинка не против, но она не хочет. Говорит: «с папкой этот дом строили, в нём и помирать буду».
Снова ком подступил к горлу Алевтины, который никак не удавалось протолкнуть.
– А твои детки как? У тебя их двое? – сменила тему Алевтина.
– Эх ты, тётка ещё называется. Прошлый год у меня Олежка родился, стыло быть трое.
– Трое, – многозначительно протянула Алевтина.
– А ты что? Так и ходишь в старых девах, да ещё и бездетная? – не жалеючи, но без злости спросил брат.
– Да, Толя, как видишь.
– Вижу! Вижу, что в канавах от счастья не плачут! – Анатолий посмотрел на припухшие глаза Алевтины.
– Прошло Толя счастье мимо меня. Думала ко мне, но нет – мимо!
– Стой ты себя списывать! Вот мой ЗИЛок, к примеру, всё хотят на утиль, а я его подшаманю, чтобы бегал – так им и стыдно его списать! Вот мы с ним и ездим уже так шестой год, – улыбнулся Толик, переключив со скрежетом скорость передач.
– Ну, если твой бортовик не списывают, может, и правда, и у меня шанс есть.
– Ты чего там? Из-за него что ли? – брат посмотрел на Алевтину, но она ничего не ответила.
– Надолго? – Толик сменил тему.
– Хотелось бы погостить у вас. Пока не загадывала.
– Правильно, что приехала. Ты когда последний раз была? Я даже не припомню.
– А я то, Толечка, один раз и была, как уехала. Перед переездом в Свердловск, приезжала к вам. Тогда тебя и в армию проводили.
– Э, мать, так столько лет уже прошло.
– Да, Толечка много. Жалею, что уехала. И ты вырос без меня, и детки твои растут, а их даже не вижу, и своих не заимела, – слёзы хлынули из глаз Алевтины, – папку даже не проводила, – задыхаясь, выдавила из себя Алевтина.
– Ну! Хватит! Ты чего! – Толька остановил машину и прижал к себе Алевтину, – хватит. Чего теперь себя корить! Приехала и молодец! – успокаивал её Толька, гладя по голове, как успокаивал своих ребятишек.
– У тебя ещё всё впереди! Чего, говорю, списываешь себя раньше времени? Тебе сорока нет, ещё троих успеешь нарожать!
– Зря я уехала, маму не послушала. Надо было остаться. Толя, я и вернуться не смогла, хоть и обещала, – опять в слёзы ударилась Аля.
– Алька! – специально рассердился Толик, – честное слово, сейчас высажу, пешком пойдешь! Хватит мне тут реки лить! Лучше скажи, подарок хоть матери, привезла какой? – Толька обрадовался, что нашёл тему, чем отвлечь Алевтину.
– Везу, Толечка, – тоже вдруг обрадовалась Аля, – всем везу. И Маме, и Ниночке твоей, ребятишкам везу, только третьему ничего не купила, но обязательно куплю на месте. Толька и тебе везу, костюм импортный спортивный. Я его ещё в прошлом году в ГДР купила! Полный чемодан, всё вам мои хорошие, – кинулась на шею брату Алевтина, чуть не сбив руки с руля.
– Вот и хорошо! Вот это хорошо, сестра! Вот Нинка то обрадуется подарку городскому.
– Что ты, Толя! Ниночке духи французские, помады и блузку финскую везу! – радовалась Аля, что хотя бы так сможет загладить вину своего отсутствия.
– Врёшь, Алька! – не верил Толька, – Нинка с ума сойдет.
– Не вру, братик, не вру родненький, еле чемодан закрыла, всё вам!
Аля была на седьмом небе от счастья, что доставляла столько радости своими подарками. Лишь эта мысль и грела её изнутри.
Подъезжая к своему дому, сердце Алевтины забилось так, словно, она бежала всю дорогу за машиной. Она уже хотела просить брата остановиться – отдышаться, но заприметив машину сына, на крыльцо вышла мама.
– Мамочка, – Алевтина кинулась к маме, – миленькая моя, мамочка, – рыдала Алевтина, – прости меня, прости меня, голубушка ты моя, прости, что бросила вас, прости меня, мамочка!
– Алька, мать напугаешь! – стерев слезу, просипел Толька.
– Ничего, сынок, ничего, – мать вытерла слёзы, чуть придя в себя, – счастье-то какое, Алечка, доченька! Толик, – мать улыбнулась сыну, – а мне и слова не сказал, что поехал Алевтину встречать.
– Да я сам не знал, мам! – оправдываясь, ответил Толька.
–Толик не знал, мамочка! По дороге встретились, я без предупреждения! Мамочка, родная моя! – Алевтина не выпускала маму из своих объятий, расцеловывая её морщинистые щёки.
Глава седьмая
– Давайте, Марина Ивановна на ну лавочку сядем, погреемся на солнышке, – предложила Элеонора Арсентьевна, прогуливаясь по парку.
– Да, хорошая погода стоит, благодать какая! И место, какое хорошее, – восхитилась Марина Ивановна.
– Очень хорошее, – выдержав паузу, многозначительно произнесла Элеонора Арсентьевна.
– Что потом было? – вежливо спросила Марина Ивановна, понимая, что Элеонора Арсентьевна желает продолжить разговор, –
