Мать и мама - Сергей Набоков
– Не удивляйтесь этому, – ответил Вадим Николаевич, – никакой ошибки нет, этот вопрос Элеонора Арсентьевна уладила ещё при жизни, вы единственный наследник.
– Ведь я только её нашел!
– Нам её всем будет не хватать. Вот фотокопия жизни вашей семьи, – Алексей Сергеевич подал Василию Петровичу альбом Элеоноры Арсентьевны, – теперь я понял, почему Элеонора Арсентьевна всю жизнь говорила про альбом, что он не полный – там нет вас!
Василий Петрович долго рассматривал толстенный альбом своей родной, но чуждой семьи. Впервые он увидел на пожелтевших фотографиях своих кровных бабушку и деда, живших когда-то в далёких казахских степях, так и не узнавших о существовании своего внука, детские фотографии своей родной мамы, которую ждала интересная, но сложная жизнь.
Отец. Фотографии отца особенно тронули Василия. На них он видел себя, только в другой эпохе. Особенно на ранних фото, где отец был моложе, и их характеры казались похожими. На тех фотографиях, где отец был старше сегодняшнего Василия, его характер уже поменялся, так чувствовалось сыну, не знавшего своего родного отца, но он считывал его генетическим сканером. Это был уверенный в себе чиновник, который скорее мог не найти место в жизни для своего родного сына, но тот молодой, полон человеческой отзывчивостью, как он смог продолжить свою жизнь без сына. Какие обстоятельства были важнее своего бессмертия в лице родного сына? Ведь именно так говорят мудрецы, когда у мужчины рождается сын, мужчина становится бессмертным! Почему этому мужчине не хотелось держать за руку своего крошку? Ходить с ним на городской пруд кормить уток или вместе кататься на велосипеде летом, а зимой лепить снеговика? Сын смотрел на своих родных родителей и думал, почему не нашлось места для него ни на одной фотографии, в то время, когда для него самого его дети были важнее всей его жизни, не говоря про какие-то обстоятельства, какими бы они не были!
Чем дольше Василий смотрел на семейный фотоальбом, тем больше он понимал отказ Элеоноры Арсентьевны от воссоединения с сыном в своей старости. Она утратила право быть мамой в своей молодости. Так она хотя бы сохранила честь называться матерью. Василий думал, как стойко родная мать перенесла их встречу. Он догадывался как тяжело ей дались эти испытания, особенно решение остаться одной в доме престарелых. Василий сожалел, что он ему не получилось узнать родную маму получше и побыть с ней дольше. Но он был бесконечно счастлив застать её живой.
– Не помешаю? – Марина Ивановна с улыбкой спросила сына, подойдя к столу, за которым сидел Василий.
– Ну, что ты, мам, присаживайся рядом! – Василий поставил стулья рядом.
– Тебе тут почти четыре, твой первый портрет, – Марина Ивановна показала на фото из их семейного альбома, заметив, что Василий рассматривает фотоальбомы двух семей. – А это мы вместе в парке отдыха и культуры, в тот же день. Папа нас повёз на следующий день, когда мы тебя забрали домой.
– Я помню эту поездку, – Василий рассматривал фото на отдыхе на море, – я тогда первый раз море увидел.
– Это было на следующее лето. Ты зимой часто болел, врач посоветовал свозить тебя на море, папа путёвку достал. Признаться, мы сами тогда были второй раз на море. Удивительно, что ты помнишь.
– Яркие эмоции всегда запоминаются, хотя бы отрывками.
– Ты обижаешься?
– На них? – Василий взял в руку фотографию на которой вместе сидели и улыбались Элеонора Арсентьевна и Лев Аркадьевич. – Нет, -немного подумав ответил Василий. Нисколько. Я не знаю, почему мои родители не захотели меня, но я не сержусь. Помнишь Федьку, мы с ним на плавание ходили?
– Конечно, помню!
– У него пять детей!
– Что ты говоришь? Когда успели! – радостно улыбнулась Марина Ивановна.
– Да, всё правильно. У них своих двое было, а потом Федька ещё троих усыновил. Он же тоже в детдоме рос, только меня вы забрали, а за ним так никто и не пришел. Вот он и говорит, что это самое страшное – ждать, когда за тобой придут, но так никого нет. Говорит, что брошенную дворняжку новый хозяин любит, а как же не любить ребёнка, хоть и не родного!
– Мы никогда не думали, что ты не родной!
– Я знаю. Я всегда чувствовал вашу любовь, по сию секунду чувствую, – Василий взял маму за руку, – ты спрашиваешь – сержусь ли я – нет, не сержусь. Я получил материнской любви сполна; мне хотелось дать матери сыновьей любви, столько – сколько бы успел. Теперь то я понимаю, что нет ничего дороже и чище детской любви. Но и материнскую любовь ничем не заменить. Я всегда знал, что я желанный ребенок! Ты моя мама!
