Тот самый гость - Александра Астафьева
Она видела, как я вышла из VIP-палаты и теперь будет жужжать повсюду назойливой мухой.
— Давление, — всего-то отвечаю ей, намереваясь пройти мимо.
— Мы тут кое-что услышали, пока ты была на выходных, — все же тормозит меня, приговаривая шепотом. — Олега сбили умышленно.
Ах, Олега.
Смотрю, здесь много, чего произошло, пока меня не было. Я недовольно скрещиваю руки на груди, но все же интересуюсь.
— И кто? Почему?
— Ты-то и узнаешь, — откровенно смеётся Литвиненко.
Она опять за свое. Не дай бог мне закатить глаза к потолку и цокнуть языком.
— Я помогаю ему в лечении, а в ваших с Жанной авантюрах не участвую, — пытаюсь не раздражаться при ней, но у меня едва получается.
— Германова, ты к нему чаще заходишь, чем в сестринскую, давай откровенно…
— Что? Не поняла? — отвожу ее за локоть в сторонку.
Я на самом деле не понимаю, что за бред Литвиненко несёт. Какой, чаще? Один раз за сегодня зашла. Ладно, два. Первый раз — он ещё спал, тогда я решила проведать больного позже.
— Знала бы ты, сколько раз он спрашивал о тебе, пока ты была на выходных, — зачем-то продолжает она шёпотом щекотать мои и без того расшатанные нервные клетки.
— Сколько? — черт дёргает меня за язык переспросить.
— За все время я была у него в палате раз шесть…
Зачем так много?
— И каждый раз он спрашивал о тебе. Когда твоя смена и все такое. Ты явно ему нравишься, Вера. Тебе-то он сможет открыться.
— Детский сад, — уж не выдерживаю, не зная, что ответить на её предположения.
— Не детский сад. Влюблен наш Гуров, это видно невооружённым глазом. Никто из пациентов не интересовался тобой так, как он.
— В следующий раз, как будешь заходить к нему, передай: больница — это не место для …свиданий и тем более влюбленности, — говорю ей, собираясь заканчивать тему Гурова и его чувств.
— Эх, Верка, Верка…
Оля машет на меня рукой, дескать, все со мной понятно, а я разворачиваюсь и быстрым шагом иду на пост, пока она не попыталась вдогонку еще чего добавить.
Влюблен, надо же!
А вот и Анатолий Анатольевич идёт навстречу, поэтому Литвиненко умолкает и направляется к рабочему месту, в процедурный кабинет. Там ей и место.
— Вера Николаевна, — обращается заведующий, подходя к посту. — Отлично выглядите.
— Благодарю вас, Анатолий Анатольевич, просто выспалась и полна сил.
— Сегодня силы вам определенно пригодятся. Возможно, придётся повозиться с больными дольше обычного.
Да я всегда вожусь. В нашем отделении по-другому не получается.
Правда, этого я не говорю вслух, лишь киваю головой в знак согласия.
— Что нужно сделать? — спрашиваю его и вижу в руках хирурга историю болезни Гурова.
Только не он. Опять?
— Я вас попрошу лично уделить внимание одному нами всеми известному пациенту, — говорит загадочным тоном завотделением Лукин, облокачиваясь на стойку, огораживающую медицинский пост. — Олегу Викторовичу назначены процедуры и УЗИ коленного сустава, дабы лишний раз убедиться, что с ногой все в порядке.
Все это успела прочесть ещё с утра в его истории болезни, кроме того, что должна буду сопровождать больного лично. По крайней мере, так я расцениваю слова начальника: «уделить внимание». Лукин не просит, он приказывает, как можно чаще приглядывать за пациентом из «пятой» палаты.
— А как же остальные больные?
Если я постоянно буду нянчиться с Гуровым, то другие мои десять пациентов останутся и вовсе без внимания.
— Медбрат Давыдов сегодня вам в помощь.
— Не лучше ли, что бы Давыдов помогал пациенту, требующему той самой помощи все двадцать четыре часа в сутки?
Анатолий Анатольевич отвечает спустя определённую паузу, а я прикусываю язык — не удержалась от возражений.
— Не лучше. Ни на кого другого я не могу положиться, Вера Николаевна. Сколько раз я говорил вам, что вы специалист ответственный, заслуживаете более высокого к себе внимания и соответствующего положения в нашей больнице.
— Спасибо, конечно, но…
— И никаких, но. Мне все ещё нужна толковая старшая медсестра. Подумайте об этом.
Задерживая взгляд на начальнике, я провожаю его статную фигуру, движущуюся по коридору. Чуть позже, когда он исчезает из виду, мой взор натыкается на историю болезни Олега Викторовича Гурова. В который раз я беру документ в руки, но впервые интересуюсь данными пациента, отображенными на первой странице. Что же вы за фрукт такой, Олег Викторович, и почему столько шума вокруг вас?
5. Долго скучать не придется
Итак, Олег Викторович Гуров, возраст: тридцать пять лет. Родился 1-ого января 1985 года…
Надо же, в самый Новый год.
Мой указательный палец скользит по медицинскому документу, знакомясь далее с информацией о больном. Я должна была поинтересоваться его данными раньше, но работы всегда достаточно, что порой пропускаешь сей факт, лишь уделяя внимание листу назначений. Читаю дальше…
Место работы и должность: адвокат в такой-то компании с юридическим профилем и адвокатском бюро.
Жаль, история болезни не предполагает подробного описания профессиональной деятельности пациента. Но слово «адвокат» определённо отвечает на множество моих вопросов. Дальше — место жительства… О-па, а живёт-то он и работает не в этой местности, а в соседнем городе за сто пятьдесят километров отсюда. Не так далеко. А обнаружен? В посёлке таком-то. И кем? Здесь не написано.
Я откладываю его историю, и прикусив нижнюю губу задумчиво анализирую все прочитанное. В принципе, ничего особенного. Частенько за пределами нашего города случаются транспортные происшествия: аварии, или сбивают кого, как будто самое проклятое место. Вот и Гурову не повезло. А ежели адвокат он хваленый, то тут все ясно, зачем и для чего нужны перед ним танцы с бубном. И как-то странно, никто не посещал его из родственников. Обычно спустя час после поступления, родные обивают пороги в отделении. Или все же кто-то приезжал?
Вновь копошусь в истории болезни, находя там на тот самый ужасный случай номер телефона с пометкой «приятель»: Константинов Сергей Александрович. Жаль, что звонок телефона отвлекает меня от расследования по делу Гурова и все, что с ним связано, иначе могла бы найти некоторую информацию.
— Отделение, — отвечаю я, поднимая трубку.
— Девочки, ну мы ждём же, — слышу недовольный женский голос по другую сторону связи.
