Новенький - Инна Инфинити
Глава 48.
Моя жизнь без возможности видеть Диму превращается в один сплошной день сурка. Я иду в школу вместе с мамой, отсиживаю шесть-семь уроков, потом направляюсь к ней в приемную, сажусь за стол и делаю уроки, ожидая, когда родительница освободится, чтобы вместе пойти домой. Выходить на улицу одной мне строго противопоказано: мать опасается, что я буду встречаться с Димой — уголовником, маргиналом и аморальным типом, который обязательно подсадит меня на наркотики, сломает мне жизнь и бросит меня беременной.
Я больше с ней не спорю, не ругаюсь. Четко выполняю все, что она говорит. Дима прав: нам нужно убедить ее в том, что мы расстались. Так что я и сама не требую у нее обратно мой телефон, компьютер или отпустить меня погулять с друзьями. Лиля и Ульяна сами приходят ко мне в гости, а просто поболтать звонят на домашний телефон.
Со временем мама смягчается. Уже старается со мной шутить, как раньше. Может подойти обнять и поцеловать. Но я все равно держусь с ней холодно и настороженно. Однажды мама даже не выдерживает и восклицает:
— Соня, ну что ты в самом деле, теперь всю жизнь будешь на меня обижаться из-за этого мальчика? Ты мне потом еще спасибо скажешь, что я тебя уберегла. Ну не ровня он тебе, Сонечка. И у таких парней на уме только одно.
— Все в порядке, мам, я больше не обижаюсь на тебя, — вымучиваю из себя улыбку.
— Ну хочешь, забери обратно свой ноутбук?
— Да не, я уже привыкла без него, — отмахиваюсь. — Сразу столько времени освободилось, когда не сидишь просто так в компе. Лучше пойду порешаю задания из ЕГЭ.
Я домываю после ужина посуду и удаляюсь в свою комнату. Там я действительно часов до одиннадцати решаю задания из ЕГЭ, потом иду в душ и, объявив семье, что ложусь спать, тушу в своей комнате свет. Теперь осталось дождаться, когда погаснет электричество во всей квартире. Как только это происходит, я достаю из тайника кнопочный телефон, включаю его и, укрывшись одеялом с головой, звоню Диме.
— Привет, Белоснежка, — слышу его радостный голос и зажмуриваюсь от счастья.
— Привет, — шепчу.
— Как твои дела? Как прошел твой день?
— Без тебя плохо…
Дима тяжело вздыхает.
— Я очень скучаю по тебе, Сонь, — произносит хрипло. — Думаю постоянно, даже иногда представляю, что ты рядом. У меня паранойя, да?
— Я тоже в школе представляю, что ты рядом…
Я прогнала Полежаеву с той парты, за которой она сидела с Димой. Теперь я сижу на своем старом месте и представляю, что по правую руку от меня не Никита, как было несколько лет подряд, а Дима. Иногда я даже хожу под лестницу в начальной школе, где мы встречались с Димой на переменах, и представляю, что он вот-вот придет. Но, конечно, Дима не приходит. Тогда с тяжелым комом в горле я плетусь на урок, где снова и снова не слушаю учителя.
Одноклассники, кстати, все-таки объявили мне бойкот. Со мной не общается никто, кроме моих близких друзей. И они написали про меня еще несколько постов в «Подслушано», включая пост о том, что моя мама обнаружила меня голой с Соболевым. Но мне настолько наплевать на эту группу-помойку и на одноклассников, которых совсем скоро я больше никогда не увижу, что меня абсолютно не трогает их бойкот.
Но после поста про меня и Диму на меня стала странно поглядывать его сестра. Олеся осталась в нашей школе. Странно, конечно, что мама не заставила уйти и ее тоже, но ладно. Несколько раз я сталкивалась с Олесей лицом к лицу в коридорах и женском туалете и каждый раз она простреливала меня недобрым взглядом.
Впрочем, наплевать и на нее. Олеся Диме даже не сестра, а лишь дочка его отчима.
В начале апреля стремительно теплеет, и мы с семьей начинаем по выходным ездить на дачу. Здесь моя комната находится на первом этаже, а не на втором, как у родителей и Насти. И в один из дней меня осеняет: я могу вылезать в окно. Спрыгивать с подоконника в сад, затем перелезать через невысокий забор и видеться с Димой, пока все спят. В одном из телефонных разговоров я озвучиваю Диме свою идею, и он тут же обещает приехать в наш подмосковный поселок на электричке. В ближайшую же субботу мы осуществляем задуманное.
В двенадцать ночи я иду в свою комнату со словами, что собираюсь спать. Там я кладу под одеяло мягкие игрушки, а на подушке оставляю старый парик со светлыми волосами. Это просто на случай, если мама решит ко мне заглянуть. Вообще, она этого не делает, но вдруг. Свет она включать не будет и подходить к кровати тоже. Увидит очертания тела под одеялом, волосы и так удостоверится, что я сплю.
Когда дом затихает, я открываю окно, вылезаю в сад и бесшумной кошкой следую к забору. Через калитку решаю не выходить, окна спальни родителей выходят прямо на нее.
Дима ждет меня в десяти метрах от дома. Завидев очертания его фигуры, я тут же срываюсь на бег к нему в руки.
— Дима, — шепчу, прижимаясь к любимому всем телом и сотрясаясь от слез.
— Тише-тише.
Он тут же находит мои губы и жадно целует. Я льну к нему всем телом, Дима сжимает меня до хруста в косточках. Мы не виделись месяц. Бесконечно долгий, мучительный месяц. Дима отрывает меня от земли и кружит в воздухе, потом снова целует. Я вдыхаю поглубже его такой родной и любимый запах, глажу ладошками его лицо, волосы.
Люблю. Я бесконечно сильно его люблю. Самый лучший. Самый любимый. Единственный и неповторимый для меня.
Мы идем в привокзальное кафе. В этом поселке только оно работает круглосуточно. В маленьком зале никого, кроме нас. Мы садимся за столик у стены подальше от окна, берем два пластиковых стаканчика с растворимым кофе и не выпускаем друг
