Новенький - Инна Инфинити
Я прихожу в класс первой и сажусь на свое место. Помню, что мама говорила Диме быть у нее в восемь утра. Кабинет потихоньку наполняется одноклассниками, они зыркают в меня злыми взглядами, некоторые даже что-то говорят, но я ничего этого не слышу и не вижу. Все мои мысли только с Димой. Я не реагирую даже на появление своих лучших друзей, даже на Лилины и Ульянкины вопросы. Просто смотрю прямо перед собой, пока до друзей не доходит, что от меня лучше отстать.
Дима не приходит на первый урок. На второй и на третий тоже. Я не слушаю учителей, я не записываю в тетрадь и я даже не выхожу к доске, когда меня вызывает учитель.
— Соня, ты меня слышишь? — вопрошает химичка. — Иди к доске.
Нет, не слышу. Продолжаю сидеть на стуле, рисуя в тетради узоры. Весь класс пялится на меня и перешептывается, а мне абсолютно все равно. Мнение этих людей мне безразлично.
На длинной перемене после четвертого урока я иду не в столовую, а в наше с Димой место под лестницей в начальной школе. Почему-то интуитивно я чувствую, что он придет сюда. Его не было на уроках, может, он и вовсе проигнорировал приказ матери явиться в восемь утра в ее кабинет. Не знаю. Но чувствую, что Дима придет в наше место.
И он приходит.
Я тут же бросаюсь в его крепкие объятия и принимаюсь рыдать навзрыд.
— Тише, тише, — гладит меня по волосам и прижимает к себе.
Я вцепилась в Димины плечи мертвой хваткой. Он отрывает мое лицо от своей груди и принимается меня целовать. Жадно и отчаянно, как будто мы не виделись сто лет.
— Любимая моя, — приговаривает, собирая с моих щек слезинки.
— Дима, где ты был? — шепчу и чувствую, как дерет горло от слез. — Все это время ты был у нее в кабинете, да?
Он кивает. Я принимаюсь плакать с новой силой, боясь услышать, что мать ему сказала, чем угрожала.
— Соня, не плачь, ничего страшного не случилось, — говорит мне на ухо. — Все хорошо, моя девочка, все хорошо.
Эти слова меня приободряют, и я сама отрываю заплаканное лицо от Диминого плеча.
— Что она тебе сказала? — сиплю.
На Димином лице изображается секундное колебание.
— Если коротко, то мы сошлись на том, что я вернусь в свою прежнюю школу.
— Что!? — тут же восклицаю. — Она выгоняет тебя из нашей школы?
— Я сам сказал, что уйду. Так будет лучше для нас, Сонь. Я не буду мозолить ей глаза, она будет думать, что мы с тобой расстались, и так мы протянем до конца школы. Нам совсем чуть-чуть осталось.
Дима даже выдавливает из себя подобие улыбки. А для меня известие о том, что он уйдет из нашей школы, подобно смерти. Не видеть каждый день Диму, не иметь возможности поговорить с ним, прикоснуться к нему… Нет, я так не смогу.
— Все будет хорошо, Сонь, — успокаивает меня. — Это правда наилучший выход из ситуации. Я просто исчезну с глаз твоей матери, и она про меня забудет.
— Дима, не уходи… — шепчу растерянно.
Он выпускает меня из рук и снимает с одного плеча рюкзак. Расстегивает его и лезет внутрь.
— Вот, держи, — протягивает мне какой-то старый кнопочный телефон вместе с зарядкой. — Она же забрала у тебя телефон, да?
— Да.
Дима кивает.
— Я так и думал, поэтому даже не стал тебе звонить и писать, чтобы она не видела. Это мой старый телефон, возьми его и спрячь. Здесь есть сим-карта.
Я послушно беру в руки кнопочный аппарат с зарядкой.
— Выключи звук и спрячь, чтобы твоя мама не отобрала и его. Я думаю, ты будешь под этим прессингом до конца школы. Лучше не зли ее и делай вид, что во всем слушаешь, хорошо? Я пообещал ей, что больше не приближусь к тебе ближе, чем на километр, — эти слова Дима произносит с легким смехом. — В общем, надо сделать так, чтобы она поверила в наше расставание. А после школы что-нибудь придумаем.
В горле встал тяжелый ком, который не получается сглотнуть.
— Дима, я люблю тебя, — только и могу вымолвить онемевшими губами.
— И я тебя люблю, Белоснежка, — нежно проводит ладонью по щеке, на которой все еще остался красный след от материнской пощечины. — Очень сильно люблю. Знаешь, я ведь тебя первый раз давно увидел. Два года назад на олимпиаде. Сразу тебя заметил и подумал, что ты похожа на Белоснежку, — слегка приподнимает уголки губ в легкой улыбке, пока я шокировано на него смотрю. — Ты подошла к столу с табличкой «Литература», чтобы отметиться. Я потом просил учительниц той школы сказать мне, как тебя зовут, но они отказали. Все, что я знал о тебе, — ты любишь книги, раз пришла на олимпиаду по литературе. И я стал читать. Благодаря незнакомой девочке, похожей на Белоснежку, я полюбил книги. Ну а уже потом я пришел в вашу школу и встретил здесь тебя. Два года, Соня. Столько я тебя не видел, но столько я тебя помнил и думал о тебе. Так что эти неполные три месяца, которые нам остались, сущая ерунда.
Дима говорит что-то еще, но его слова заглушает громкая трель звонка на урок. Он припадает к моим губам в последнем крепком поцелуе. И сам же прерывает этот поцелуй через минуту, чтобы быстро уйти, оставив меня с кнопочным телефоном в руках. Я приваливаюсь спиной к холодной стене и сползаю по ней на колени.
Два месяца и три недели. Столько нам осталось
