Аликс де л’Эн - По ту сторону кровати

— А вот и нет, мама, теперь плачу я!

— Конечно, конечно, но ты же с апреля получаешь его зарплату. Подумай лучше о будущем, дорогая. Ты, скорее всего, сможешь оставить за собой дом и детей; ведь судьи в восьми случаях из десяти отдают детей матери.

— Спустись с небес на землю, мама! Отныне я отец.

— Да нет же! Как только судья тебя увидит — такую хорошенькую в этом камуфляже, прямо как полевой цветочек, — он поймет, что у Арианы Марсиак хватит женственности, чтобы выполнить свое предназначение. Да, так вот, я говорила о том, что скоро ты будешь свободна! И не скрою от тебя, что давно пора!

— Ну и зачем ты мне все это говоришь?

— Затем, чтобы ты поняла: ваш моногамный брак, тянущийся уже почти двенадцать лет, себя исчерпал, дорогая! У тебя превратилась в манию привычка спать только с мужем, есть с ним, все отпуска проводить с ним, все — с ним одним. Никто так не живет! Проснись! Ты жила до сих пор в семейном коконе, этот кокон опутал тебя, он сковывал любое твое движение, и настало время из него выбираться!

— Да кто тебе позволил в таком тоне говорить о моей жизни, подчеркиваю — моей! Я была счастлива с Юго, очень счастлива… раньше…

Лиз страшно обрадовалась: удалось найти верную тропинку к сердцу дочери. Она помотала головой:

— Вот уж нет! Если бы ты была счастлива, ты бы не захотела обменять свою жизнь на жизнь своего мужа.

— Мама, но ты же ничего не понимаешь! Меня мучило ощущение, что я как белка в колесе, но клетка-то, клетка сама по себе, отдельно взятая клетка меня не раздражала, я обожала ее, свою клетку! Кормушка, поилка, подстилка — все, все мне нравилось!

— Хорошо, но тогда — что же произошло?

— Произошло то, что все было отлично, пока мой муж, мой придурочный муж не превратился вообще хрен знает в кого! И ты сама это прекрасно знаешь! Теперь Юго возвращается на рассвете — только затем, чтобы вогнать меня в панику, я уверена, что он высиживает все это время на углу в машине, ставя будильник сотового на четыре часа ровно.

— И ты полагаешь, что сама ни в чем не виновата?

— О господи, мама, опять ты пытаешься заставить меня заняться самоанализом, и опять — тяжеловесно, опять до чего же грубая работа! Прямо-таки мать настоятельница, не иначе!

Взбешенная Лиз повысила голос:

— Да ты посмотри, сама-то во что превратилась! Ты перестала быть собой, бедная моя дочка, ты теперь — нечто среднее между большим начальником и питбулем: постоянно стараешься то укусить, то ранить! И потеряешь мужа исключительно из-за своей гордыни, — мужа, который всегда тебя любил и сейчас любит, это яснее ясного! А следовало бы держаться за Юго, потому что тебе не найти другого, который терпел бы тебя с твоими автоматическими подъемными кранами!

Лиз, стараясь не уронить достоинства, схватила сумку, сотканную настоящими воинами из племени масаи, и хлопнула дверью.

Ариана не пыталась ее удержать: она отлично понимала, что завтра они помирятся, и даже не в слезах. Единственная фраза не выходила у нее из головы. «… Мужа, который всегда тебя любил и сейчас любит, это яснее ясного!» Кому это яснее ясного? Если мужчина намерен отобрать у тебя детей, дом, работу — это свидетельство любви, так, да? Нет-нет, за время «эксперимента Марсиак» Юго стал абсолютной мямлей, сентиментальной мямлей, где ему понять, какое счастье для него — жить с такой женщиной, как она… Ариана злилась на то, что позволила себе разволноваться, услышав такие глупые, такие пошлые слова: «… мужа, который всегда тебя любил и сейчас любит, это яснее ясного!» Смешно, просто смешно! Но странно… стоило ей эти слова услышать, какими бы они ни были глупыми и пошлыми, у нее словно крылья выросли.

Момо пришел в экстаз, даже вскрикнул:

— Какая красота! Знаешь, я много в своей жизни конфисковал драгоценных украшений, но ни в одном не была достигнута такая чистота линии, нигде я не встречал камней подобного совершенства!

Юго, страшно довольный тем, что судебный исполнитель восхищен увиденным, скромно улыбнулся и переадресовал комплимент Софи. Момо сегодня впервые пришел к нему в офис фирмы «Л как „легкомыслие“» и теперь рыскал повсюду. То он удивлялся аккуратной стопке глянцевых журналов на рабочем столе Марсиака — все номера «Void» за этот год, то восхищался образцовым содержанием картотеки клиенток, где они как манекенщицы были представлены на поляроидных снимках, то обмирал от восторга перед эскизами будущей коллекции, которую экс-хозяин ЖЕЛУТУ окрестил «Исчезновения»… Ближе к концу визита Юго вздохнул:

— Теперь ты понимаешь, почему мне неохота бросать этакую красоту и возвращаться в сарай, набитый машинами для очистки газонов?

— Послушай, но они ведь, наверное, тоже по-своему хороши, эти машины для очистки газонов! Я думаю, людям, у которых перед домом разбит газон, время от времени требуется его очистить. Значит, такие машины просто необходимы, и…

Юго не дал ему договорить:

— Ты зачем пришел, Момо?

Судебный исполнитель уставился на носки своих ботинок и прошептал:

— Да так… Забежал, потому что беспокоюсь за тебя… Знаю по собственному опыту, как это тяжело — разводиться…

Искренне взволнованный Марсиак смотрел на гостя чуть ли не со слезами. Какая деликатность, какая способность к состраданию — столь возвышенные чувства не часто встретишь у мужчины, да еще и судебного исполнителя! Что за счастье, подумал Юго, получить наконец возможность поговорить о своих переживаниях, о своих семейных делах с мужчиной! С Пьером это совершенно невозможно, в последнее время, стоило ему только начать: «Чувствитель…» — лучший друг ни разу даже закончить не дал, сразу принимался кричать: «Ты о коже головы? Ой, как плохо, если чувствительная, большой риск моментальной, просто моментальной потери волос! Берегись!»

Юго вздохнул:

— А что я могу сделать, Ариана ведь не оставила мне выбора!

— Почему ты так считаешь, Юго? Потому что она тайком от тебя организовала заговор? Да?

— Если бы только это… Нет, понимаешь, тут все ну, как эта история с парнем из торгового отдела ЖЕЛУТУ, — я думаю, она тогда попросту растерялась, совершенно не знала, что делать, я думаю на самом деле ей никогда не хотелось мне изменять и меня обманывать… А этот тип, этот хитрец, этот ловкий негодяй воспользовался ее состоянием… Ия убежден, что он ее сразу же и бросил, что теперь девочка чувствует себя униженной, несчастной… И я бы плюнул на эту историю, поставил на ней крест, если бы на самом деле она не открыла мне глаза. Знаешь, я очень много думал… Я провел огромную работу над собой… Хочешь, скажу тебе правду, Момо? Ты действительно хочешь, чтобы я сказал тебе правду?