Все возможные если… - Ольга Мицкевич
Криса я избегаю и ненавижу себя за это. Продолжаю повторять себе что не сделала ничего плохого. Не особо помогает. Потому что часть меня хотела чтобы он меня поцеловал, глупо это отрицать. Засыпая тем утром, мне хотелось, чтобы он вновь ко мне прикоснулся, почувствовать кожей его взгляд. От собственных мыслей мне сделалось гадко.
Надо отдать ему должное, Кристерт несколько раз пытался подловить меня в коридоре и поговорить, но я не имею представления что могла бы ему сказать. Так что я игнорирую проблему и надеюсь что все само собой рассосется. Очень по-взрослому, я в курсе…
В конце июля внезапно меняется ветер и теперь сквозь окна доносится свежий, соленый запах моря, отчего спать становится значительно легче. Не так душно. Только сегодня сон ко мне не идет. Я лежу, разглядывая сквозь тонкие занавески, как луна плывет в темном небе. Бледная, величественная владычица ночи.
Спит ли Макс? Потребность услышать его голос я ощущаю словно зуд под кожей. Словно одним своим «привет» он способен исправить меня, упорядочить бардак в голове и душе.
Больше двух недель без звонков, только редкие сообщения. Короткие, все больше безличные. Пугающе чужие. Я помню наш уговор и на что согласилась. Правда, помню. И не могу избавится от липкого, тревожного чувства, стягивающего живот. Потому что я никогда не верила всерьез, что нам нужна эта договоренность. Что кто-то из нас действительно захочет воспользоваться предложенной свободой.
Мне страшно. Неизвестность мучает и я решаюсь. Бросаю быстрый взгляд на Настину кровать – она мирно спит, раскинув руки. Лера укуталась в простыню с головой, только россыпь волос на подушке. В последнее время она ложиться рано и спит, как убитая.
Сажусь рывком и снимаю блокировку с телефона, не давая себе времени передумать. Ноги касаются холодных половиц, пальцы слегка дрожат когда я нажимаю на фотографию Макса. Гудки в безмятежной тишине ночи громкие, пронзительные. Когда на том конце снимают трубку, я вздрагиваю. Голос сонный, пряный ото сна. Женский…
Экран телефона плывет. Я не ошиблась номером, вот же он – яркие глаза, улыбка с ямочками.
Девушка на том конце провода все не умолкает, спрашивает что-то на непонятном языке. Голос уже другой, в нем угадываются нотки раздражения. Трубку она не вешает и я продолжаю смотреть на экран, не моргая. Секунды тянутся.
А потом я слышу второй голос, знакомый, и словно получаю пинок под дых. Я сбрасываю вызов и роняю телефон.
Небо за окном плывет, звезды тают, мигая. Закрываю глаза и смаргиваю слезы.
Телефон загорается, освещая комнату призрачным светом. Смотрю на него и не могу заставить себя ответить на звонок. Что он может мне сказать? Хочу ли я правду? Люди утверждают, что им нужна правда, всегда. Но единственная правда в том, что с ложью жить гораздо легче.
Эта девушка, кем бы она ни была, знала кто звонит, когда отвечала. Там на фото мы с ним вдвоем, улыбаемся щека к щеке. Она просто не могла не знать.
Экран гаснет и, мгновение спустя, загорается вновь.
Я хочу ошибаться, так отчаянно хочу! Пусть это будет недоразумение, глупая ошибка, мои накрученные нервы и пустые подозрения. Пожалуйста…
– Макс?
– Я напортачил, – глухой, далекий голос. – Черт, не так ты должна была узнать…
Не слышу что там дальше. У меня гудит в голове, в ушах, колет в сердце. Грудь сдавливает и я не могу дышать.
Как же так, Макс…
Утром смотрю на себя в запотевшее зеркало душевой. Взгляд тусклый, щеки бледные. Чувствую себя больной, выскобленной. Я так и не плакала, не смогла, и теперь глаза жжет, словно в них песок.
Лера ушла до рассвета. Настя утром подозрительно меня разглядывала, потом все же решилась спросить. Я соврала, что в порядке.
Не могу говорить о нем, даже думать не могу.
В детстве, когда мне было лет пять, я шагнула в глубину на карьере, не умея плавать. Мгновение – и меня окружает тишина. Я смотрела вверх, на бледный диск солнца и видела, как в мутноватой воде кружатся листья и еловые иголки. Я завороженно наблюдала за этим медленным танцем, пока папа меня не вытащил. Все случилось так быстро, что я даже испугаться не успела, но этот момент глухой, сонной тишины помню очень четко.
Я вновь словно под толщей воды. Там очень тихо, на дне. Безмятежно. Не могу всплыть, не хочу дышать.
7.
Весь следующий день Настя ходит кругами, бросая на меня настороженные взгляды. Я соврала, я вообще не в порядке, и мы обе это знаем.
Как описать то, что я чувствую? Как подобрать слова? Я ощущаю себя пустой и хрупкой, словно надтреснутая фарфоровая чашка. Ударь посильнее, и рассыплюсь на тысячи осколков.
Первый мой порыв – сбежать. Бросить работу, наплевав на обязательства и выбросив в окно все «я уже взрослая» аргументы. Вернуться домой и реветь, спрятавшись под одеяло, пока снег не укроет все белым. Но дома, в нашем маленьком городке, все знают друг друга с рождения и каждый закуток хранит память о нас. Поэтому, я соглашаюсь на предложенную должность администратора на полставки, и остаюсь.
Дни сливаются в череду одинаковых событий: я плыву сквозь них, словно бумажный кораблик, подхваченный быстрой рекой. Отвечаю на телефонные звонки и вопросы гостей. Раскладываю туалетные принадлежности в номерах и перестилаю кровати. Улыбаюсь коллегам и постояльцам. Бездумно, механически. Плыву…
Больше нет веселых посиделок за обедом с Крисом и девочками, нет поездок в выходные. А может и есть, но я в них больше не участвую. Работа занимает все мое время, вытесняет мысли. Можно складывать теплые полотенца аккуратными стопками – одно на другое, – вдыхать пряный запах освежителя для белья и ни о чем не думать.
Лера и Настя знают – что-то не так. Порой я кожей чувствую их наполненные тревогой взгляды, но пока у меня нет моральных сил рассказать. Я боюсь, что слова застрянут в глотке и я ими подавлюсь.
Макс звонит каждый день, а я не отвечаю. И его сообщения удаляю, не читая. Мне не нужны оправдания или объяснения. А жалким прости уже ничего не исправить.
С мамой сложнее. Она меня насквозь видит, простым «все в порядке» не отделаешься. Но я не знаю, что ей говорить. Как говорить. Стоит произнести вслух, и все станет правдой.
