В + В - Алеха Юшаева
Ника с некоторой искоркой озорства спросила:
– А давай крикнем?
– И что? А если он тут не живет?
– Ну, ничего. Мы же просто позвали неизвестного Вову. А выглянет он или нет – другой вопрос.
Я не могла противиться Нике и её светлым глазам. Она улыбнулась. Нам пришлось отойти немного назад от дома, чтобы можно было охватить взглядом больше балконов, чем три. Мы переглядывались, словно подталкивая друг друга на очередное деяние. Лукавые смешки и задиристые толчки выдавали наш маленький страх. Что подумают люди? А что, если он всё же живет тут? А что, если он сейчас услышит наш крик и выглянет? А что нам делать потом, когда он заметит наши лица? Мы не пытались ответить себе на эти вопросы. Мы смотрели на окна, вбирая всё больше и больше воздуха.
– ВОВА!!!
По улице разлетелось любимое ею имя. Его эхо задавливалось тишиной. На мнгновение всё замерло, даже ветки перестали качаться от ветра. Мы затаили дыхание, ожидая малейшей реакции в доме. Путей отсупления не было. Окна ответили тишиной: никто не показался. Люди, которых мы не хотели увидеть, тоже не выглядывали. Разочарованно двинулись мы вокруг дома.
Наши поиски не дали никаких результатов. Бумажка с адресом лежала в портфеле Ники до самого выпуска.
Глава 6
Мы тогда были первым классом, на котором ставили эксперименты. До этого при переходе из одного среднего класса в другой сдавать геометрию не нужно было. Поведение наших мальчиков, с разгорающимися гормонами, вечно всклокоченными прическами и громкими голосами, оставляло желать лучшего. Они довольно часто срывали уроки, кричали друг на друга и на учителей, посреди урока могли встать и сделать что-то нехорошее. Чаще всего они дрались в конце класса, не объясняя никому причину. В связи с этим поведением было принято решение ввести такой устно-письменный экзамен, который бы хоть немного дисциплинировал учеников.
Я готовилась к экзамену долгое время, сразу засела за тетради и учебники, как только родителям объявили данное решение. Я вела блокнот с теоремами, учила их, когда выдавалась свободная минута, коих не было в школе. Потому что мы постоянно следили за Вовой. Ника вроде тоже готовилась, но за полторы недели до экзамена она с ужасом смотрела на меня и хватала мои руки своими холодными. Она переписала все задачи, которые я разобрала, все теоремы, которые я расписала, все формулы, что я аккуратно вывела на листочках. Она вечерами читала и долбила нудные строчки. А потом приходила на утро в школу с темными кругами под глазами и умоляла как-то помочь ей. Всю её голову занимал только он: она не могла не думать о нем, не могла не представлять, где он сейчас и что делает. Временами она радовала меня своими результатами, но потом снова расстраивала. Наверное, ей было очень тяжело.
Экзамен проводился в лучших традициях школы: злобный учитель математики следил за твоими записями и доказательствами, а классный руководитель смотрел за каждым твоим движением. Они даже пытались кому-то помогать, кто совсем не подавал никаких надежд. Мне же не пришлось даже защищаться у доски: мою безупречную работу приняли в письменном виде и отпустили, мысленно молясь на меня.
В коридоре, сидя на подоконниках и узких лавочках, галдели одноклассники. Они судорожно листали страницы тетрадей, что были заведены специально для подготовки к экзамену, теребили корешки учебников, хранящих серо-синие доказательства теорем. Кто-то слонялся вдоль коридора, задрав голову к потолку, и в диком ступоре пытался повторять слово в слово свои записи. Кто-то нервно улыбался на случайно вставленную шутку и снова утыкался в испещренные синими чернилами листы. Ника стояла спиной к окну, пусто глядя перед собой.
– Что?
– Пять, – облегченно выдохнула я.
Её руки затряслись. Она с просьбой спасти взглянула на меня и в очередной раз сжала мои пальцы.
– Не бойся, всё не настолько ужасно. Они просто проверяют твоё знание. Может, тебе тоже повезет, и у тебя примут письменно.
– Что? У тебя не спросили доказательства?
– Нет, им было не до меня. Я там не самое слабое звено.
– Однако тебе всё же сказали «прощайте», – пошутила она, улыбнувшись.
– Не бойся.
Она кивнула, опуская голову.
– Я скажу Вове, как отлично ты всё сдала.
Её голова повернулась так резко, что я даже испугалась. Из бледного горла вырвался жалобный стон умирающего кита.
– Я пошутила.
– Плохая шутка, знаешь, – шепнула Ника, вздыхая.
Вот уже три дня она не знала, где 9-а, где Вова или хотя бы Егор. Наверное, у неё вся голова была забита этими мыслями, а не какими-то глупыми теоремами и их доказательствами. Её плечи поднимались высоко от глубоких и печальных вздохов. В тот момент мне хотелось, чтобы эти взрослые люди, сидящие в кабинете за деревянной дверью, перестали её мучить своими ненужными экзаменами. Хотелось, чтобы как только она вошла, ей поставили нормальную оценку, пусть даже «четверку», и тут же отпустили. Или броситься куда-нибудь, хоть в другой город, чтобы достать этого паренька, вскружившего ей голову.
Но я ничем не могла ей помочь. Когда выкрикнули её имя, она сжала мою руку, впившись ногтями в кожу, и двинулась вперед. Длинные, светлые, мягкие, слегка переливающиеся волосы дрогнули, будто последний лист осеннего дерева. Они скрылись за хлопком двери. Мне оставалось только ждать и надеяться на успех Ники.
Спустя двадцать минут она выбралась оттуда. Пугливые огоньки в глазах исчезли, появились маленькие блики радости. Она вприпрыжку достигла меня и сообщила:
– Пять!
Её маленькая победа. Она – маленькая победа.
На секунду мне даже стало завидно тому парню, что совершенно её не знал, но каким-то чудом стал её возлюбленным. Она красива, мягка, как молодая женщина, едва понимающая свою природу, легка, словно фея, кудесница, при этом естественна, гармонична с собой. И это было в ней всегда, не только когда она сдавала экзамены, но и когда просто жила. Особенно когда её серебристые глаза смотрели в камеру моего дряхленького телефона. Подростковый взгляд, к сожалению, не способен видеть
