Дана Хадсон - Лед и роза
Мать с силой сжала руки, костяшки пальцев побелели от напряжения. Риккардо видел, как ей тяжело и больно, но не смог удержаться от вопроса, решив после ее признания перейти на родственное «ты»:
– Но почему ты не написала мне или не приехала потом, когда я стал взрослым и мог сам решать, что мне делать?
Она вздохнула.
– Заболели родители. Сначала отец, потом мама. Оставить их я не могла, нанять сиделок не было средств. А писать – куда? Твоей электронной почты я не знаю, а обычные письма до тебя никогда не доходили.
– Понятно. – Риккардо знал страсть бабки все контролировать, но то, что перехватывались адресованные ему письма, стало неприятным открытием.
Мать нервно переложила лежащую перед ней на столике книгу и попросила:
– Может быть, оставим прошлое в прошлом? Мы встретились, и это замечательно.
Но Риккардо не был готов забыть прошлое. И, что важнее, простить.
– Мама, я понимаю, тебе очень больно об этом вспоминать, но почему отец с тобой развелся?
Она высоко вскинула голову.
– Это не он со мной развелся, а я с ним. Я поняла, что он вовсе не тот, за кого я его принимала.
Риккардо опешил. Ее слова настолько шли вразрез с тем, что ему внушали с детства, что он растерялся. Роуз поняла его без слов.
– Понимаю, тебе говорили другое. Но на самом деле это я подала на развод, едва вернувшись в Англию после того жуткого скандала. Получив развод, пыталась отсудить хотя бы право видеться с тобой, но решения английского суда ничего не значили для рода Сантос.
– Мама, а что случилось конкретно? – Риккардо решил выяснить все до конца, раз уж начал.
Он не решился добавить «за что тебя выгнал отец», но миссис Джонс и сама об этом догадалась.
– Я и сама не понимаю. Я вернулась в палаццо вместе с тобой, возила тебя к врачу, ты немножко покашливал. Отдала гувернантке, она увела тебя в детскую. Поднялась в спальню, там стоял Диего, – имя она произнесла с трудом, будто не вспоминала его все последние двадцать лет, – он был в бешенстве. Начал кричать, что я ничтожная, подлая тварь, недостойная быть его женой, и мой сын вовсе не его сын. Потом велел мне немедленно убираться из дома. Возможно, мне нужно было сохранять спокойствие и добиться, чтобы он рассказал мне, из-за чего он так взъярился, но такого Диего я никогда не знала. Он с перекошенным от злости лицом вопил непростительные вещи. Это было так отвратительно, что я уехала тотчас. Потом я горько жалела, что не взяла тебя с собой, но кто бы позволил мне забрать тебя?
Риккардо с сочувствием посмотрел на мать. Она была бледна, хотя держалась очень прямо.
– Ты настоящий стоик. Не плакала, не умоляла. Аделина говорила, что ты гордо спустилась вниз, не проронив ни единой слезинки.
– Это был просто шок. Слезы пришли позже. Мне повезло, мои мать и отец поддержали меня в этой нелегкой ситуации. Им все эти годы так хотелось увидеть внука, поговорить, обнять, но не удалось. Я привозила им фотографии и видео, когда удавалось тебя заснять, но это совсем не то. Мне пытались заткнуть рот, передав какой-то трастовый фонд, но я от него отказалась.
Риккардо приплюсовал к своему немаленькому счету к отцу еще два пункта.
Мать спросила:
– А как поживают твои родственники? Как донья Долорес?
Он рассказал ей о тетке Долорес и Пабло Медине, и она сердито заметила:
– Я вообще не понимаю, как дон Ансельмо мог выдать свою дочь за откровенного пройдоху? Сразу было видно, что он крайне непорядочный тип. Он и мне глазки строил и ручки пожимал с откровенными намеками. Но я сразу дала ему понять, кем его считаю. Он поэтому меня и невзлюбил.
– А не мог он организовать ту подставу, на которую купился отец? Он говорил тетке, что несколько раз видел тебя с каким-то мужчиной, который оказывал тебе недвусмысленные знаки внимания.
Роуз прикрыла глаза, вспоминая те давние дня.
– Возможно. Ко мне часто обращались какие-то мужчины, с самыми разными предложениями. К англичанкам в Испании в то время относились без особого уважения. Считали распущенными и все такое. Я на них не обращала внимания. Возможно, Диего и видел несколько раз рядом со мной какого-то мужчину. Для меня это ничего не значило, но для него, похоже, значило очень многое. Но как маркиз Сантос мог выдать дочь за такого человека?
– Отец Пабло в свое время оказал деду очень важную услугу, вывезя из страны в тридцатые годы его семью, и тем самым спас от расправы. Поэтому дед и выдал Долорес за него с приличным по тем временам приданым.
– Я этого не знала. Долг чести, значит? Но почему за счет счастья Долорес? Ей этот брак принес одно страданье.
– Тебе твой тоже.
Миссис Джонс немного подумала, потом отрицательно покачала головой.
– Здесь все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Я в последнее время много над этим размышляла и пришла к выводу, что, если бы и знала, чем все это закончится, все равно ответила бы на любовь Диего. Только не стала надеяться, что это навсегда. Лучше пережить страсть яркую и возвышающую, чем прожить скучную жизнь, не зная любви.
– Но тем не менее с отцом ты помириться не хочешь?
– Риккардо, мы с Диего за прошедшие годы стали совершенно другими людьми! Тех влюбленных молодых людей, что души не чаяли друг в друге, больше нет. Они растворились во времени. Ручаюсь, я помню совершенно другого Диего, нежели знаешь ты.
– Однозначно. Но ваше примирение показало бы мне частицу того отца, который хоть немного любил бы меня.
– Я считаю, что в одну и ту же реку дважды не войти, Риккардо. Так что не стоит склеивать разбитый кувшин. Зачем подвергать себя риску новых обид и унижений? Мне нравится моя жизнь такая, какая она есть. Без излишеств и без лишений. Именно то, что называют золотой серединой.
Они смотрели друг на друга, не решаясь подойти и обнять. Все-таки двадцать лет разлуки сделали их незнакомцами. Наконец Риккардо нехотя поднялся.
– Мне пора. Да и у тебя наверняка есть дела.
Миссис Джонс посмотрела на напольные часы, мерно отсчитывающие время и ойкнула:
– Ой, у меня урок через пять минут! А я еще не готова! Может быть, подождешь еще?
Но Риккардо отказался:
– Не могу, извини. На сегодня запланировано много встреч. Мне и так пришлось перекроить все расписание. От меня зависит слишком многое в нашем семейном бизнесе.
Миссис Джонс встала.
– Очень жаль. Но, надеюсь, ты будешь часто теперь меня навещать?
– Конечно! – Риккардо произнес это с уверенностью. – Так часто, как смогу.
Она торопливо пошла к выходу, сын за ней. Уже открыв входную дверь, прошептала:
– Я так рада, что ты меня нашел, мой дорогой!
Возле коттеджа остановилась дорогая черная машина, из нее вышел пухлый мальчик в очках и нотной папкой, которую небрежно крутил в руках. Видно было, что на урок ему не хотелось совершенно.
