Брак по залёту (СИ) - Натаэль Зика
— Я об этом не подумала, — понурилась Женя. — Понимаю теперь, насколько бесчеловечно я со всеми поступила.
— Лучше поздно, чем никогда, — ответил Пётр Гаврилович. — Значит, я уже не зря заехал. Вдаваться в подробности, что у вас произошло дальше, я не стану. Вы скоро сама мамой станете, пора взрослеть и учиться признавать свои ошибки. Вера слишком сильно вас любит, слишком сильно хотела от всего уберечь, а Александру Семёновичу изначально было безразлично, каким вырастет его ребёнок, он выбрал позицию «моя хата — с краю» и полностью самоустранился из жизни семьи. Я рад, что вы нашли в себе силы поговорить с мужем и, как я вижу, у вас всё наладилось. Это замечательно! Надеюсь, вы будете беречь друг друга, и защищать ваш мир от любых нападок и бед. Пойдёте вместе, рука об руку, и вам, Женя, не придется полжизни тянуть семью в одиночку, а когда обожаемый сын или дочка вырастут, не придётся услышать, что вы надоели.
— Я… Была неправа. Но откуда вы взяли, что я скоро стану мамой?
— За свою жизнь мне пришлось пережить две беременности жены, потом наблюдать беременную дочь и беременную невестку. Верочка очень переживала, как вы, мне пришлось некоторое время за вами присматривать, ну и я сделал свои собственные выводы — аборта не было.
Женя опять вздохнула и не стала опровергать.
— Если захотите повидать маму и поговорить с ней, то вот адрес, — мужчина положил на стол листок. — Я забрал Верочку к себе. Квартиру она решила отремонтировать и закрыть. Видите ли, у меня взрослые, полностью самостоятельные дети, они искренне рады за своего папу и желают нам с Верой счастья. Но она всю жизнь прожила среди равнодушных людей, и не может пока привыкнуть, что дети могут радоваться за отца, а не подозревать его новую жену в меркантильности. Я достаточно обеспеченный человек, мне не нужно от Веры ничего, кроме любви. Но она вбила себе в голову, что если сейчас продаст квартиру, то у нее не будет жилья, куда она смогла бы вернуться. Если, вдруг, я её разлюблю или умру раньше. Пытался спорить, но она стоит насмерть. Что ж, если ей так спокойнее, то я не возражаю.
— Мне не нужна эта квартира, я получила наследство от бабушки, — отреагировала Евгения. — Поэтому мне всё равно, что мама с ней сделает.
— В любом случае, это ваши с мамой дела, не собираюсь вмешиваться. Просто объясняю мотивы Верочки. Повторяю, я вполне состоятельный, чтобы обеспечить мою жену всем, что она пожелает. Проблема лишь в том, что за годы пренебрежения, Вера разучилась что-то желать для себя. Ладно, с этим я тоже сам справлюсь. А теперь, Евгения Александровна, я перехожу к основной причине, почему я здесь.
Пётр Гаврилович выпрямился и по очереди посмотрел на Женю и Дениса.
— Вера больна. Серьёзно, но шансы есть. Через месяц, как раз мы успеем расписаться, мы едем в кардиоцентр Шарите, это Германия, там Верочке сделают операцию.
Женя ахнула, прижав ладонь ко рту.
— Вера не хотела никому говорить, но я решил, что вы имеете право знать. Думаю, вашей маме будет легче, если вы помиритесь. Если вы приедете к ней не из-за болезни или квартиры, не за помощью или с упрёками, а просто — как дочь к любимой матери. Просто в гости, с тортом и хорошим настроением. Мы, мужчины, — Пётр Гаврилович кивнул на Дениса, — сходим покурить…
— Я не курю.
— Не важно, мы сходим покурить или посмотрим на мою новую машину, или просто сгоняем за вином, а женщины посидят и поговорят. Найдут в себе силы отбросить обиды и простят друг другу ошибки. Женя, другой мамы у вас больше не будет, и у Верочки вы — единственная дочь.
— Зачем вы… зачем вы рассказали, — давясь слезами, проговорила Женя, — если мама просила ничего не говорить?
— Затем, чтобы вы не упустили шанс всё исправить. Конечно, я настроен на положительный результат, ничего не пожалею ради своей женщины, но операция есть операция. Сами понимаете. Поэтому, я считаю, вам необходимо разрешить все недоразумения, высказать друг другу претензии и власть вместе поплакать до нашего с Верой отъезда. Если что… ттт, не накаркать… Вы же никогда себе не простите, что не нашли в себе сил и смелости признать ошибки и рассказать матери, как любите и дорожите ею. А у вас впереди целая жизнь, ребёнок, любимый муж, но вы не сможете быть по-настоящему счастливой, если оставите позади незаслуженно обиженную мать. Можете с нами не общаться, я не призываю вас дружить семьями. Конечно, если вы захотите, мы будем только рады, а нет — значит, ограничимся поздравлениями на дни рождения и праздники и, может быть, редкими встречами. Мне главное, чтобы у Верочки перед операцией не болело за дочь сердце, и она перестала себя терзать, почти не выпуская из рук телефон. Она ждет вас, Женя. Не говорит прямо, но я же вижу, что она страдает.
— Я приеду! — всхлипнула Евгения.
— Мы приедем, — подтвердил Денис, целуя жену в волосы. — То, что вы рассказали — очень важно. Спасибо, что решили поделиться, я тоже считаю, что Жене нужно уладить все вопросы и помириться с Верой Васильевной.
— Вот и хорошо. Спасибо за вкусный чай! — Пётр Гаврилович встал и улыбнулся, глядя на растерянных молодожёнов. — Спасибо, что поняли. Вера не должна знать о нашем разговоре и уговоре, поэтому, пожалуйста, продумайте, как не проговориться.
— Конечно. Только нужно придумать повод для визита, — продолжала всхлипывать Евгения. — Откуда мы узнали, где сейчас живёт мама?
— С этим просто — я оставил адрес у соседки. Вы всё поняли, решили попросить прощения и поговорить, приехали в квартиру, никого не застали, но соседка рассказала, где искать Веру Васильевну. Как надумаете — позвоните. Там, — он кивнул на листок с адресом, — есть мой номер. Подготовлюсь, чтобы во время вашего приезда никтовам не помешал.
Провожать гостя они вышли вместе, едва поместившись в крохотной прихожей. Женя всё ещё роняла слёзы, но постепенно успокаивалась.
— Хороший мужик, — высказал своё мнение Денис, когда за Петром Гавриловичем закрылась дверь. — Повезло твоей маме его встретить. Ну,
