Развод. Игра на выживание - Лина Коваль
Он старается помогать. Отключает телефон и больше занимается детьми. Перед сном долго лежит с Ваней, а я набираю ванную с симпатичной пеной и отмокаю, прикрыв глаза.
За эйфорией, как обычно и бывает, накатывает волна из сомнений. Борюсь с ней отчаянно, пытаясь прийти в себя наконец-то.
Богдан сказал, мы справимся.
Разве я могу сомневаться?!
Чуть позже надеваю чёрную шелковую сорочку и усаживаюсь к туалетному столику, чтобы расчесать волосы. В ду́ше шумит вода.
От предвкушения пальчики на ногах поджимаются.
Вчера мы были чересчур ошарашены принятыми решениями. Да и устали оба, Богдан ведь тоже только после перелёта.
Сегодня же весь день обменивались многозначительными взглядами. Касались друг друга, обнимались, периодически целовались.
Смаковали приближение первой близости. Не такой, как в прошлые месяцы на грани отчаяния и боли. А другой…
Настоящей.
Замираю, когда в дверном проёме появляется Богдан. В том же трико, но уже без тельняшки. Прохожусь взглядом по мощной груди и наблюдаю, как он скидывает полотенце с шеи.
— Ваня уснул? — спрашиваю шёпотом.
— Да, — отвечает, перекидывая ногу и усаживаясь на пуфик сзади. Руками перехватывает талию, к себе прижимает.
Смотрим друг на друга в зеркало.
Смотрим, сдав все карты противнику, чтобы снова стать одной командой…
Ногтями царапаю мягкие волоски на его запястье, а Даня упирает подбородок в моё плечо.
— Красивая Янка, пиздец, — произносит хрипло. — Смотреть приятно, а трогать так вообще.
Чуть поворачиваю голову, чтобы отыскать его губы. Целуемся жадно, а потом снова диковато осматриваем друг друга.
— Как ты жил один? — спрашиваю, облизнув губы.
В голове каша, в поясницу упирается твёрдый пах, но мне максимально важно обсудить кое-какие вещи сейчас. Когда я чувствую наше единение.
— Обычно, — отзывается.
— Ты обещал не молчать, — напоминаю.
Он вздыхает тяжко и несколько раз моргает, опять ловит мой взгляд в зеркале и целует обнажённое плечо, потом отклоняется и выговаривает: — Нормально. В основном работал, периодически с Робом встречался.
— Как устраивал быт?
— Не готовил совсем, — усмехается. — Настроения не было. Убираться клининг вызывал раз в неделю. Стирал сам. Костюмы в химчистку.
— А секс?
— Что? — насмешливо поднимает брови. — Я тебя не изменял.
— Я знаю, — уверена, что это правда. — Как ты был без секса столько времени? — прищуриваюсь.
— Мы что? Вот до такой степени будем «не молчать»? — опускает голову и смеётся.
Я тоже улыбаюсь.
— Скучал, Ян, — говорит, усиливая напор ладоней так, что объятия становятся болезненными. — Каждый день скучал.
— Тебе… было больно?
— Ян… — трясёт головой и замолкает, пока я рассматриваю его макушку и то, как красиво смотрятся руки моего мужа на тонкой талии.
Где-то слышала, мужчина не может показать перед своей женщиной слабости, потому как уверен, что после этого она не будет воспринимать его как сильную половину.
Это, наверное, психология.
Мужчина должен быть опорой. А если опора некрепкая, то и семья такая же.
Я не хочу, чтобы Богдан выворачивал передо мной душу наизнанку или, не дай бог, пускал скупую слезу. Просто… хочу открытости.
— Конечно, я мучился. Что сказать? Я же люблю тебя, Машку с Ванькой, — произносит он с неохотой. — Оказаться вдруг без вас, — вздыхает, — в пустой квартире. Старался как-то… представлять, что у вас всё хорошо. Живы, здоровы и это главное. Пусть и без меня.
— Я тоже страдала, — перебиваю. — Сначала было желание отомстить, потом ударить побольнее, — снова сталкиваемся глазами в зеркале. — Только вчера… осознала, что не могу не попробовать.
— Я рад, — напряжённо кивает. — Рад, что ты дала мне шанс.
— Не тебе. — возражаю. — Нам. Я тоже была не права, Дань. Мне понадобилось время, чтобы это признать, но… — плечи трясутся. — Честно старалась начать жить без тебя. В один момент мне вдруг показалось, что у меня может быть совсем другая судьба. Прости.
Сжимаю запястья, когда он недовольно ворчит:
— Ладно, хватит разговоров. Что в них такого особенного, блядь?
— Соболев…
Вместо того чтобы расплакаться, хохочу.
Богдан ласково ведёт по плечу, скидывая тонкую бретельку. Коротко целует кожу и проделывает то же самое с другой стороны, оголяя грудь. Отклоняюсь назад и всхлипываю, когда он забирает в ладони её тяжесть. Мнёт и соединяет два полушария с острыми сосками, разглядывая в отражении весь процесс.
— Даня, — шепчу сдавленно и тянусь к губам. Нуждаюсь в них, требую.
Дрожу, как осиновый лист на ветру. Сердце заходится бешеным ритмом, как дура снова реветь начинаю.
— Ну что ты? — трётся щекой. — Хватит слёзы лить. Мы дома. Всё хорошо.
Киваю оголтело и запрокидываю голову назад, пока он терзает пальцами чувствительные соски́. Сминая прохладный тонкий шёлк, его ладони начинают блуждать по телу, забирая моё дыхание и стягивая узел внизу живота.
— Скучал, — хрипит на ухо. По-мужски, грубовато. — Даже не представляешь как…
Когда настойчивая рука спускается всё ниже, а затем проникает между горячих складок, инстинктивно развожу ноги.
То, что мы делаем это перед зеркалом, только усиливает возбуждение, пронизывающее воздух вокруг нас. Словно добавляет секретный ингредиент и делает каждое касание ладони там внизу… пикантнее и острее.
Растворяюсь на его пальцах.
Тычусь в бородатую щеку, снова целую в губы, проталкивая язык внутрь и посвящаю Соболеву продолжительный отчаянный стон.
Движения его руки становятся все размашистее и ритмичнее, кажется, он нашёл нужный темп и ту самую точку, потому что моё тело искрит, а колени ещё шире разъезжаются.
— Не могу больше, — отстраняюсь от его рта, шиплю в потолок, нескромно виляя бёдрами. Опускаю голову и стыдливо моргаю в зеркало. Даня, заметив это, сгребает ткань свободной рукой так, чтобы я могла лицезреть всё ещё отчётливее.
Чёрт.
Это так эстетично.
Безумие.
Освоившись, глаз не могу отвести. Грудь, покачивающаяся размеренно, лицо моё раскрасневшееся. Дико сексуально. Его руки большие, с выступающими венами на предплечьях. Ладонь, накрывающая промежность…
— Красиво, да? — шепчет Богдан, смотря туда же.
Всхлипываю, когда накрывает долгожданный оргазм. Пальцами вцепляюсь в его запястье и дышу тяжело.
Пока моё тело подрагивает, Даня подхватывает на руки. Сделав пару шагов, аккуратно укладывает на кровать, стягивает сорочку. Скидывает трико на пол и подступает. Сквозь опущенные веки рассматриваю напряжённый член с ярко-розовой крупной головкой, а потом отчаянно выгибаюсь дугой, почувствовав его каменную твёрдость внутри.
— Данечка, — шепчу сквозь стоны. — Я так тебя люблю.
Изучаю серьёзные глаза. Поймав в них ответную реакцию, принимаю вес его тела на себя.
Он целует жадно, сначала щёки, шею, играет языком с сосками поочерёдно, совершая бёдрами первые толчки. Они становятся всё резче, основательнее.
Зажмуриваюсь от накатывающего счастья.
Сжимаю пальцами крепкие ягодицы, веду выше и ногтями оцарапываю
