Развод. Игра на выживание - Лина Коваль
— Управляющего найдёшь? — зондирую почву.
— Нет, Соболев, — возражает. — Ты мне его найдёшь и поможешь всё наладить, — с победным видом добавляет.
Пиздец.
От пронизывающей наглости даже ложку отодвигаю.
Отклоняюсь на спинку стула и внимательно изучаю внешний вид почти бывшей жены. Светлые волосы выбились из повязки на голове, под глазами синяки, практически сравнимые с тем, что я видел на своём лице в ванной.
Кожа бледная, но на ощупь, знаю, бархатная. Манящая.
Дотронуться хочется, так что руки припекает.
— Найти тебе управляющего? — спрашиваю лениво. — И с чего бы мне это делать?
— Потому что бизнес ты строил для детей. Будет жаль, если из-за неопытности я быстро всё профукаю.
Скрывает улыбку, отпивая из кружки.
Чисто по-человечески испытываю крайне острое желание запустить в неё как минимум хлебницей, но как бизнесмен, готов вскочить и аплодировать стоя.
Что я там говорил ещё пару минут назад? Сомневался, что она поступит?
Пф-ф.
Поступит. И надерёт там всем задницу в администрации. Слово Соболева даю.
Пропустив пару раз воздух через лёгкие, снова хватаю ложку и в полной тишине поглощаю суп. Пожалуй, это самое вкусное, что я ел за последние недели. Желудок предательски вибрирует, по телу тепло растекается.
— Ну так, что? — спрашивает Янка.
Смотрит выжидающе.
Сразила наповал и добивает.
— Ты поможешь? — по-деловому складывает руки на столе.
Удостаиваю её мрачным взглядом и безразлично отзываюсь:
— Посмотрим.
Просто не хочу вручать ей грёбаную победу с венком из лаврушки. Хотя даже тостер в этой кухне прекрасно понимает, кто сегодня чемпион.
Вернее, чемпионка.
— Я тебе помогу, — произношу подумав. — Но положенные двадцать процентов за наставничество заберу.
— Будешь обирать своих детей? — спрашивает, качая головой.
— Это будет первый урок предпринимательства, — отодвигаю пустую тарелку. — Спасибо. Вкусно.
— Добавки? — задирает тонкую бровь.
— Нет.
Мрачно наблюдаю, как она поднимается и прихватывает посуду со стола. Относит её к мойке.
— Так… что за урок, Соболев? — интересуется развернувшись. Проходится по мне намеренно безучастным взглядом, но грудь выдаёт её с потрохами.
Собрав ноющие яйца в кулак, откашливаюсь.
— Когда просишь о поддержке, неважно какой — финансовой, репутационной или интеллектуальной — привыкай делиться прибылью. Увы. По-другому не бывает, Яна Альбертовна.
— Хорошо, спасибо.
— Обращайся, — киваю.
— Нет, — уставший взгляд становится серьёзным. — Правда спасибо, Дань. Я была не уверена, как именно ты отреагируешь. Разное представляла себе, — закатывает глаза и грустнеет. — Оставаться на денежном довольствии… немного унизительно, понимаешь?!
— Не понимаю, но пусть будет так.
Сверху доносится детский голос, и мы одномоментно подрываемся с мест.
Дальнейшее время до вечера проходит в хлопотах. Маше заметно легче, но неожиданно температура поднимается у Вани. В последнее время из-за загруженности я был на редкость хреновым отцом. Пытаюсь это компенсировать помощью Яне в, казалось бы, простых, но выматывающих действиях.
Дина тоже после недавней болезни, а ещё и в новой для неё обстановке плачет и просится к маме. Мы звоним Ане с планшета, она со слезами в глазах долго общается с дочерью.
Затем сообща выполняем все лечебные процедуры, назначенные доктором.
С Яной встречаемся редко, в коридоре, обмениваясь многозначительными взглядами. Как только наша троица наконец-то засыпает на ночь, чувствую себя примерно, как после самых долгих и мучительных переговоров в своей жизни.
Спустившись, натягиваю куртку и замечаю, что Яна замирает на лестнице.
— Поздно уже, может, останешься? — спрашивает робко.
— В качестве кого? — отвечаю вопросом на вопрос, не сводя глаз с её лица.
Она смотрит на меня в упор. Всё понимает, но молчит.
Я готов биться об заклад и поставить всё своё имущество на то, что тоже переживает и сожалеет обо всём, что с нами случилось. Решимость, которую я так отчётливо видел в стенах своей квартиры в ту ночь, немного размылась под проливным дождём из сомнений. Ситуация, произошедшая в ресторане, только разбавила этот коктейль.
— В качестве кого? — повторяю. — Хочешь секса?
— А что, если да? — отвечает еле слышно, складывая руки на груди.
Усмехаюсь, чувствуя на зубах привкус горечи, и тянусь к сигарете.
— Секса в процессе развода у нас больше не будет. И после него тоже, — хватаюсь за ручку. — Только если ты закончишь этот цирк, и мы сядем спокойно разговаривать о том, как всё это наладить, — рассекаю рукой воздух.
— Мы… зашли так далеко, что уже не получится, — хрипло отзывается Яна.
— Получится. Я тебя люблю, так же, как и все эти десять лет. Если моё чувство взаимно, то всё получится, — ещё раз настаиваю, чувствуя себя кем-то вроде побитой собаки.
— Я… не знаю, — растерянно мотает головой и озирается.
Не хочет.
В очередной раз на полной скорости сталкиваюсь с кирпичной стеной. Если Шацкая что-то решила, пойдёт до конца…
Глава 39. Яна
Даня выходит, а я остаюсь стоять в полном одиночестве и растерянности.
Озираюсь. Снова и снова. Потряхивает.
Стреляю глазами на дверной проём, ведущий в гостиную, на пустую вешалку, коврик на пороге.
Облизываю пересохшие губы.
Будто бы на сломанных шарнирах сползаю, вцепившись рукой в перила. Усаживаюсь на лесенку и обнимаю себя за плечи. Качаюсь из стороны в сторону, сканируя входную дверь.
Он больше не придёт.
Никогда.
И не попросится. И ничего больше не будет. Ни шуток его, ни запаха сигарет, ни докторской колбасы в холодильнике.
Ни-че-го!
Почему-то осознание пришло только сейчас.
Приоткрыв рот, пытаюсь сдержать слёзы и надышаться воздухом, в котором ещё витает запах Соболева. Мозг отчаянно перебирает то, чего с этого момента больше не случится.
Пытаюсь выстроить в ряд все плюсы, но именно сегодня, их как будто бы нет.
Всё, чем я окружила себя в последние месяцы: работа, моя хвалёная самостоятельность… тонна обид, накрытых кружевным покрывалом из гордости… Всё это, как песок протекает сквозь пальцы и растворяется в одной-единственной мысли.
Богдан ушёл навсегда.
Вспоминаю нашу последнюю ночь в квартире. Какое тяжёлое у него тело, когда нависает сверху. И как нежно он меня любил.
Неужели и правда отпустит? Перегнула?
Сама себя обыграла.
Отпустит. Я ведь так уверенно плела ему про манипуляции и поиск себя, а Богдан слушал, внимал, делал выводы. Ни разу не надавил и слова не сказал. А сегодня сдался. Признался, что любит, не услышал того же самого в ответ и… ушёл.
Будет жить дальше. Он сможет, наверное. Сильный, угрюмый вдвшник с несгибаемой волей и чувством собственного достоинства. Всё отдаст и ничего не попросит взамен, будет жить дальше.
А я как же?
Как бегун на длинной дистанции спешу к размытому перед глазами финишу. Не замечая никого вокруг. Даже
