Бетти Нилс - В огне страсти
Кто-то постучал в дверь.
— Войдите, — сказала Софи, не поднимая головы, — должно быть, это горничная. Но это оказалась Тинеке Ван-дер-Вийд. Софи встала с постели, и прежде, чем успела что-то сказать, Тинеке заговорила:
— Софи, мне необходимо сказать тебе кое-что. Только что мне звонил Карел. Странно, что ты уезжаешь так скоро. Мне казалось, ты еще останешься здесь на неделю.
Софи, бледная как смерть, придвинула к окну маленький удобный стульчик.
— Садись, пожалуйста. Я очень рада, что ты пришла. Видишь ли, я хотела увидеться с тобой, но подумала, что вряд ли ты этого хочешь. Тогда я написала тебе письмо. Оно у меня, я собиралась отправить его из Шифоля.
Она посмотрела, как Тинеке расстегнула свое меховое пальто и села на предложенный стул. Наверное, она недавно виделась с Максом, подумала Софи.
— Должна сказать тебе, что ужасно сожалею, — начала Софи, — о том вечере. Мне так стыдно. Поверь, Тинеке, я так люблю тебя и уж никак не хотела причинить тебе боль. Когда увидела потом тебя и Макса в вестибюле, почувствовала себя так неловко и подло… Прошу, забудь об этом. Тем более какое это имеет теперь значение? Макс… у нас ничего не было с ним, понимаешь? — Она остановилась на минуту, чтобы отдышаться. — Через час-другой я уеду, и ты забудешь меня. А Макс… он тоже будет рад, что я уехала.
Тинеке немного нагнулась вперед:
— Софи, ты ведь любишь Макса, да?
— Да, — быстро и лаконично ответила Софи. — Но я как-нибудь переживу это.
— Карел говорит, что вы поссорились, — ах, как же это… Макс ничего не сказал, но Карел все понял… Макс говорил с тобой вечером?
— Нет. Вчера я рано ушла.
— И это все потому, что ты тогда видела меня и Макса в вестибюле, а он держал меня в своих объятиях?
— Да.
Тинеке встала, подошла к ее постели и удобно расположилась рядом с Софи.
— А теперь послушай, что я тебе скажу, — начала она. — Во всем виновата я — мне следовало обо всем тебе поведать с самых первых дней твоего пребывания здесь. Макс тоже не мог этого сделать — видишь ли, это была не его тайна, а моя, вернее, моя и Карела. Вплоть до вчерашнего вечера Карел был женат на безнадежно душевнобольной женщине. Этот ад длился девять лет. А мы, мы любим друг друга уже несколько лет. Я не буду тебе сейчас всего рассказывать — у нас не так много времени, — но… мы оба были так молоды. Когда умер мой муж и я вернулась в Голландию, мы с Карелом обнаружили, что наши чувства остались прежними. К этому времени он уже успел сделать карьеру, но дело не в этом. Вся проблема заключалась в том, что он католик, а католикам, как тебе, должно быть, известно, разводы запрещены. Макс все знал о нас, ведь мы дружим с ним еще со школы. В один прекрасный день Макс понял, что так продолжаться не может, — я имею в виду наши случайные встречи с Карелом на танцах или на вечеринках, на которых мы никогда не могли остаться одни, и он сказал мне: «Тинеке, мы с тобой такие близкие друзья, что когда-нибудь все подумают, а не собираемся ли мы пожениться. Так вот, давай же укреплять их подозрения — куда бы мы ни пошли, мы всегда будем вдвоем, ты будешь проводить каждый уик-энд у меня дома, где, я обещаю тебе, будет и Карел. И никто ничего не узнает». Милый Макс! Сколько танцев он со мной станцевал, и все для того, чтобы хоть один из них достался Карелу. А сколько скучных вечеров он провел у себя в кабинете в Хайз Остервельд, только чтобы оставить меня с Карелом наедине. Вчера вечером мы втроем — я, Карел и Макс — отправились в покои медсестер, потому что Максу необходимо было поговорить с тобой, но, к сожалению, тебя там не оказалось. Зато теперь тебе все известно, и прежде всего то, что Макс и я совсем не любовники. У тебя, Софи, есть еще время увидеться с ним и объясниться.
Она встала, застегнула пальто и поцеловала Софи в щеку.
— Я так счастлива, — сказала она, — мне хочется, чтобы и ты тоже была счастлива. Ты как раз именно та девушка, которая нужна Максу. — Она улыбнулась. — А мы с Карелом теперь сможем пожениться.
Когда Тинеке ушла, Софи опять подошла к постели и села. Если она не хочет дурно обойтись с Максом, то должна найти его и объясниться. Скоро появится такси, и она уедет. Только сейчас Софи поняла, что сестра Смид приезжает не случайно — об этом ее попросил Макс, чтобы отправить Софи домой как можно быстрее. Две слезинки скатились у нее по щекам, и она раздраженно смахнула их. За все нужно винить только себя, — никаких сомнений быть не могло. Ей необходимо что-нибудь предпринять, ведь она многим обязана ему. Софи порылась в упакованных вещах, извлекла блокнот, открыла его, села за маленький столик у окна и собралась написать Максу прощальное письмо, но, как назло, нужные слова не приходили на ум. Довольно долго просидев и не написав ни слова, она посмотрела на часы — было ровно три. Она убрала блокнот обратно в сумку, накинула теплое твидовое пальто, надела маленькую меховую шапочку и спустилась в вестибюль, где нашла Ханса и попросила, чтобы тот послал санитара за ее вещами. Такси Софи попросила остановить у бокового входа в поликлинику, и, попрощавшись с Хансом, она, прежде чем успела передумать, помчалась в поликлинику.
Народу в приемной оказалось совсем немного: кроме двух пожилых дам, увлеченно сплетничавших о своих болячках, престарелого гражданина, читавшего газету и жевавшего мясной рулет, а также молодой испуганной девушки, там больше никого не было. Проходя мимо девушки к маленькому столу в углу комнаты, Софи приветливо улыбнулась ей — уж очень одиноко выглядела эта юная пациентка. Сестра в приемной была Софи немного знакома. Удивленно подняв голову, она воскликнула:
— А я думала, вы уже уехали, сестра Гринслейд! — Девушка говорила по-голландски, и Софи пришлось сильно напрячься, чтобы понять, что она сказала.
— Not niet, Zuster[5], — с ужасным акцентом ответила Софи и стала судорожно вспоминать еще какие-нибудь голландские слова. Не вспомнив ничего, она, решив не тратить времени попусту, заговорила по-английски:
— Могу я видеть профессора ван Остервельда?
К счастью, сестра поняла этот вопрос и, тоже по-английски жизнерадостно ответив: «Я скажу ему», встала.
— Нет! — резко воскликнула Софи, и сестра изумленно посмотрела на нее.
В этот момент из кабинета хирурга вышел пациент. Не обращая внимания на возмущение одной из дам, очередь которой подошла, Софи уже стояла у дверей кабинета.
— Пять минут, — умоляюще попросила она и исчезла за дверью.
Макс сидел за столом и что-то писал. Не поднимая головы, он сказал по-голландски:
— Проходите и садитесь, пожалуйста.
Через минуту он отложил бумаги и наконец увидел, кто перед ним. Макса невозможно было узнать: его лицо, лишенное всяческого выражения, было теперь не чем иным, как застывшей маской вежливости, которую он обязан был сохранять перед пациентами. Софи посмотрела на стенные часы — секундная стрелка отсчитала еще одну драгоценную минуту. Макс тоже взглянул на часы и с поддельной обходительностью, которая совершенно не гармонировала с яростью, вспыхнувшей в его глазах, сказал:
