Папа под ёлку - Аля Морейно
- Оксана, у Маруси завтра день рождения? Она родилась на Рождество?
- Ага. Как раз на Святой Вечер к родителям пришли гости, мы сели за стол, а у меня воды отошли. Все праздновали, а я рожала. Почти сутки.
Боже… Я это чувствовал… Помню эту странную пасмурную рождественскую ночь, когда после снегопада небо намертво было затянуто тучами, а меня выкручивало и колотило так, как в тот страшный день, когда впервые водили на расстрел…
Глава 3
Оксана
Не сразу узнаю Ваню сквозь дверной глазок. Долго сомневаюсь, открывать ли дверь. Но когда всё-таки решаюсь и вижу его перед собой, испытываю ещё более смешанные чувства.
Иван выглядит каким-то потрёпанным. Будто жизнь его зажевала, переварила и выплюнула. А ещё жалким, что ему совершенно не свойственно. Куда девались присущие ему обаяние, самоуверенность и высокомерие? Неужели тоже пьёт?
В первый момент даже жалею, что открыла. Не о чем нам с ним разговаривать! Что ему от меня надо спустя три с половиной года? Поезд давно ушёл!
Боже, да в моей жизни столько всего произошло за это время, что я уже давно забыла его! Я справилась, научилась жить без него, пустила в свои сердце и постель другого мужчину, вышла замуж… Не нужна мне эта ностальгия! Ни к чему… И Ваня мне больше не нужен!
Хотя всё-таки вру. И чечётка, которую предательски отстукивает сердце, является наглядным доказательством. Зачем он пришёл? Зачем бередить старые раны?
Хотя, конечно, у меня к нему есть вопросы. Хочется спросить, почему он бросил меня, когда я так отчаянно в нём нуждалась. Неужели домостроевские замашки оказались важнее нашей любви? Почему он бросил нашего ребёнка, если мечтал о семье? Все его слова оказались ложью и лицемерием!
Иван, словно читая мои мысли, достаёт письмо. То самое, отправленное ему в панике из-за границы, когда я потеряла надежду связаться с ним другими способами, чтобы сообщить о беременности. Хорошо, хоть адрес его прописки у меня случайно оказался сохранён…
Как могло случиться так, что Ваня получил письмо только теперь, спустя столько времени? Звучит невероятно. Но может ли быть правдой? Мгновения тикают, а я так и стою, не зная, как поступить. Впускать или не впускать? Наверное, он прав – нам стоит поговорить.
Но какой может быть разговор, если в прихожую тут же влетает маленький торнадо по имени Маруська? С тех пор как пошла в детский сад, она не даёт мне покоя вопросами об отце. Вбила себе в голову, что если заказать его Деду Морозу, то он непременно принесёт ей папу. Если бы всё было так просто…
Маруська – моя! Только моя! Не собираюсь её ни с кем делить. И в первую очередь, не нужен нам этот ненадёжный папаша. Но он, как назло, тут же сообщает дочери, что он – её отец. И всё – можно опускать занавес. Потому что очевидно, что Маруська теперь повиснет на нём и ни за что не позволит ни выставить за дверь, ни изгнать из нашей жизни.
А если я не ошиблась и он действительно пьёт? Я уже проходила это с Владом, второй раз наступать на те же грабли нет никакого желания… Да и как подпустить к дочери алкоголика?
- Я – не алкоголик. У меня просто трудный период. Но я клянусь, больше ни капли!
Как мне знакомы эти песни! Влад тоже постоянно оправдывал свою болезненную тягу к бутылке трудным периодом. Нормальный мужик никогда не опустит руки и не будет искать спасения в водке!
- Все вы так говорите…
- Я трезвый. Дыхнуть?
От него, действительно, не пахнет, я бы почувствовала. Мой нюх натренирован на пьяниц не хуже, чем у служебной собаки. Но почему он так плохо выглядит? Может, болен?
Позволяю ему немного пообщаться с Маруськой, а потом зову в кухню на разговор. В первую очередь нужно выяснить, что Ване от нас надо. Столько времени не делал ни малейших попыток со мной связаться, а тут вдруг явился! Да если бы он тогда меня любил, то не устроил бы полный игнор и дал бы нашим отношениям второй шанс!
- Оксана, я был на войне. Меня призвали, когда ты уехала. И… Я был в плену.
О, Боже… Так вот почему Ваня так выглядит? Он был ранен? Его там мучили? Я предполагала тогда, три года назад, что его забрали в армию. Но почему он мне об этом не сообщил? Даже если с ним что-то случилось, разве мне, как его невесте, не должно было прийти какое-то уведомление?
Иван зачем-то приносит мне удостоверение и тычет, чтобы я посмотрела и убедилась, что он говорит правду. Да неужели такими вещами кто-то станет шутить? И потом, списки освобождённых из плена наверняка есть в сети, его слова легко проверить!
Боже… Я же его ругала тут последними словами, ненавидела, пыталась забыть, а он там… Страшно представить, через какие круги ада ему пришлось пройти…
Выдержка как-то сразу заканчивается. Не могу сдержать слёз. Оплакиваю его страдания и свою жизнь… То, что копилось все эти годы, сейчас наконец прорвало плотину и затапливает всё вокруг.
- Я выжил там только потому что надеялся, что ты меня ждёшь…
А я не ждала! Не ждала! Я оказалась куда хуже, чем он обо мне думал! Я предала его… И от этого на душе становится особенно гадко. Думала, что он – предатель, а получается, что я?
Мне так много надо ему сказать, чтобы он понял и, может быть, простил! Но в самый неподходящий момент прибегает Маруська. При ней, естественно, никаких разговоров вести нельзя. Она хоть и маленькая ещё, но шибко умная. Вечно что-то услышит, свои выводы сделает, а потом как выдаст… Порой уши в трубочку сворачиваются и не знаю, куда лицо от позора спрятать.
С трудом успокаиваюсь, мы замешиваем тесто, выпекаем коржи, промазываем их кремом… Болтаем о какой-то ерунде, а я никак не могу угомонить колотящееся сердце. Что дальше? Что теперь будет? Что мне делать?
Иван изменился. Он всегда был самоуверен и излишне категоричен. А теперь – растерян, будто его защитный панцирь дал трещину. Это вызывает боль, потому что без причины такие перемены не происходят. Я и сама теряюсь, не знаю, как с ним общаться, чего от него ждать.
Зато Маруська от папы в восторге. Большую часть вечера проводит у него на руках. Болтает, не закрывая
