Кэтрин Бритт - Целитель сердец
— Ты меня любишь, Триша?
Триша сжала ее ручку:
— Ты ведь знаешь, что люблю, маленький чертенок. Именно поэтому я здесь.
Они разговорились, и невестка повеселела. Затем ее веки стали постепенно закрываться. Она уже спала, когда вернулся Рив.
Вилла «Мари», принадлежащая родственникам Джереми, находилась в фешенебельном квартале Парижа. Двойные ворота вели к подъезду виллы с голубыми ставнями через ухоженные ровные изумрудные лужайки и море цветов. Пара купидонов, державших спирально извивавшиеся вверх лампы кремового цвета, стояла на пьедесталах у основания ступенек, ведущих к входу. Рив настойчиво позвонил, дверь открыла француженка лет сорока в черном платье. У нее были модно подстриженные каштановые волосы, темные глаза и землистый цвет лица.
Она слушала, пока Рив, сверкнув очаровательной улыбкой, говорил с ней, называя ее Гортензией.
— Да, месье, — наконец произнесла она и первой вошла в виллу, а гибкий в движениях Рив, прыгая через две ступеньки сразу, вернулся к машине.
Они вошли в просторный квадратный холл с бледно-серыми стенами и полом из цветного мрамора. В одном углу подставка из черного дерева поддерживала абстрактное резное изображение, на другой подставке возвышалась скульптура женщины. Напротив них, у подножия ведущей наверх винтообразной лестницы, у стены с картиной, изображающей сцены парижской улицы, стоял стул в стиле эпохи Регентства. Скульптура женщины и картина освещались лампочками, закрепленными на мраморном полу.
С цветами в руках Триша следовала за Гортензией вверх по лестнице до площадки, на которую со стен, обшитых сосной, выходили светлые деревянные двери. Гортензия открыла одну из дверей и вежливо отступила в сторону.
— Ваша комната, mademoiselle. Взять ваши цветы? — спросила она и удалилась с букетом.
Это была очаровательная комната, обставленная элегантной мебелью в чисто французском духе из фруктовых деревьев и малайского желто-красного дерева. Большая постель была накрыта золотистым покрывалом, а изголовье — декоративной тканью. Высокие стеклянные двери, ведущие на маленький балкон, были открыты, и легкий ветерок чуть раскачивал украшенные оборками белые нейлоновые занавески. Одежду, наверно, умница Гортензия уже убрала, так как ее туалетные принадлежности были аккуратно разложены на прекрасном туалетном столике из падука. Она восхищалась стоявшим у столика бело-золотистым креслом-бочонком, обитым шелком, когда в дверь тихо постучали и вошла Гортензия с цветами, со вкусом расставленными в вазе.
— Mademoiselle говорит по-французски? — Она вежливо поинтересовалась, ставя вазу на маленький столик в стиле эпохи Регентства.
Триша улыбнулась:
— Немножко.
Гортензия понимающе кивнула:
— Месье отдыхает. Мне поручено сказать вам, что он примет вас попозже. Что вы желаете, mademoiselle, — чай или кофе?
— Чай, пожалуйста.
Оставшись одна в комнате, Триша впервые после своего приезда смогла отдохнуть. Она находилась в Париже, брат был рад видеть ее, Мари-Роз скоро поправится. Она вышла на маленький балкон и обнаружила, что перед ней открывается вид на заднюю часть виллы. Внизу находилась терраса с низкой балюстрадой, откуда полукруглые ступеньки вели в обнесенный стеной сад. Солнечный свет падал на беседку, увитую розами, и мощеная дорожка извивалась между декоративными кустарниками и кадками с пышными разноцветными растениями. Высокая стена отделяла сад от парка, где холмы с цветами окружали изумрудно-зеленые лужайки и фонтаны играли на солнце. Садовник в рубашке с короткими рукавами и рабочих брюках подрезал тисовую изгородь, а хорошенькая девушка с двумя симпатичными пуделями на поводке украшала пешеходную дорожку. Триша обернулась, когда вошла Гортензия с чаем. Она налила себе чашку чая, откусила кусочек печенья, необыкновенно вкусного, откинулась на спинку кресла и думала о доме. Ее дом представлял собой огородное хозяйство у шумной дороги, ведущей к Озерному краю.
Чуть больше года назад Мари-Роз приехала сюда работать помощницей по хозяйству. Уставшая от богатой и бесцельной жизни в Париже, она взялась за эту работу по капризу и ворвалась в этот край, словно фейерверк, дразня местных ребят своим вызывающим поведением, кокетливой улыбкой, элегантной французской одеждой и соблазнительным акцентом. Она не была красавицей, кончик ее носа был слишком широк, рот слишком большой. Она всегда смеялась, и ее хрипловатый голос добавлял ей очарования. Все были добры к Мари-Роз, любой ее каприз выполнялся, и, казалось, она тем только озабочена, чтобы с помощью очарования и вызывающих ухищрений продолжать жизнь в том же духе. Ее наняло одно важное семейство, живущее по соседству с оживленной главной улицей. Мари-Роз постоянно ходила в огородное хозяйство за овощами для салатов. Одетая в короткую юбку, держа за руку малыша, щеки которого украшали ямочки, она сама казалась ребенком, хотя ей миновал уже двадцать один год. Вскоре Джереми, который никогда не обращал внимания на девочек и чьим единственным увлечением были спортивные машины марки «Ягуар», капитулировал перед ее чарами. Очень скоро все привыкли видеть, как его «ягуар» в свободные от работы на огородном хозяйстве дни уносил Мари-Роз в сторону Озерного края. Когда через несколько месяцев они решили пожениться, родители Джереми не возражали. В конце концов, сыну было уже двадцать шесть лет, а Мари-Роз достигла совершеннолетия. Трише она нравилась. Она всем нравилась. Бьющая через край жизненная энергия и великодушные порывы делали ее неотразимой. Тем не менее Триша, радея за брата, надеялась, что Мари-Роз не вышла за него из-за каприза. Она была достаточно взрослой, чтобы давать отчет в своих действиях, но от жизненных невзгод ее оберегали богатство и не чаящие в ней души родители. Следовательно, жизненный опыт никак не влиял на формирование и развитие ее характера. Ее родители, у которых были дела за рубежом, не смогли присутствовать на свадьбе, но они прислали чек и передали ей сердечный привет. Мать Триши от всего сердца полюбила свою невестку и приняла ее в семью, а сама, как это и положено трудолюбивой жене хозяина огородного хозяйства, справлялась со всеми другими нелегкими обязанностями. Жена Джереми, привыкшая к слугам, требовала дополнительных забот, и мать справлялась и с ними несколько месяцев. Но однажды утром Триша принесла матери чашку кофе и нашла ее мертвой. Никто не знал, что случившийся в двенадцатилетнем возрасте приступ ревматической лихорадки наделил ее больным сердцем.
Вскоре Джереми вместе с женой уехали в Париж. Триша тяжело переживала смерть матери. Она оставила работу секретаря в старой адвокатской фирме в соседней деревне и вела хозяйство в доме отца до тех пор, пока он наконец не уговорил свою овдовевшую сестру, жившую на юге, заменить Тришу. Триша снова взялась за работу. Вскоре пришло письмо от Джереми, в котором он сообщал об аварии и просил ее приехать. Радуясь возможности сделать перерыв, Триша отправилась в Париж с намерением пробыть там до тех пор, пока она будет нужна, и при необходимости, когда закончатся деньги, взяться за работу. Она радовалась возможности сменить место и передохнуть.
