Только моя малышка - Яна Полунина
Боже, что в моей голове? Кажется, у меня нервное истощение, раз думаю о таком. Как же мне хотелось, чтобы кто-то промотал время вперед. Туда, где уже все решено, и я живу со спокойными душой и сердцем.
Внезапный поцелуй полностью стер все мысли из головы до пустоты. А потом в голову словно разом ударили гормоны удовольствия. Сбили с ног так, что я повисла на Валере.
Он целовал с таким напором, что не оставалось и секунды на сомнения, мига на колебания. Словно невероятной по силы желание проникло ко мне через слюну, впиталось в тело, и меня залихорадило от потребности быть ближе.
Желание захватило меня полностью. Тело запульсировало с такой силой, что я всерьез подумала о том, что меня опоили. Хотелось найти оправдание своим порыв тела.
Столько времени держала оборону и сдалась от одного поцелуя? Смешно!
Но Валера сорвался с цепи. Одежда полетела на пол, смешалась в хаос. Я не видела ничего вокруг, кроме его тела.
Донской замедлился только в один момент – когда осторожно клал меня на кровать. Я хлебнула свободы на секунду, хотела снять наваждение, но тут столкнулась взглядом с мужчиной.
Он смотрел на меня так, что я передумала сопротивляться, иначе это было бы самой большой ошибкой в моей жизни. То, какое удовольствие обещало его выражение лица, я должна была испить до дна.
Страстно отвечая на поцелуи, я поняла, что обманывала себя. Сейчас, здесь и сейчас, я делала именно то, что хотела всей душой.
Даже если бы в этот миг настал конец света, я не заметила бы.
В руках Валеры я чувствовала себя счастливой. С ним тугая пружина внутри расслаблялась, но я смогла это почувствовать, только когда позволила себе любить.
Его история и его слова сегодня смогли добраться до моего сердца. Я увидела в нем не только угрозу или прошлое. Я смогла разглядеть личность, его сильные стороны и слабые.
Поняла, что он готов бороться рядом со мной с целым миром, но не пойдет миром против меня. Что готов выступить против отца, но не готов убивать. И, что самое главное, он спросил, чего я хочу. Он слышит мои желания, готов быть пластичным ради меня.
Какое сердце это не тронет? Тем более с ним оно всегда стучить чаще…
Ночь опустилась на город, и я услышала, как Валера ушел.
Кровать еще хранила его тепло, но я больше не могла уснуть. Я знала, куда он пошел.
Коварная змея беспокойства опутала меня в удушливом объятии. Сон как рукой сняло.
Что, если у Валеры ничего не получится? Что, если его отец пойдет на крайние меры? Что, если он не вернется?
Хлебнув нежность до дна, я получила рядом человека, за которого теперь боялась всем сердцем.
Я не хотела больше никогда испытывать боль потери, как в тот вечер, что узнала о смерти родителей.
Паника скрутила меня в узел. Я стала корить себя, что не удержала Валеру.
Надо было просто уехать подальше. Может быть, купить поддельные документы в другой стране, а не идти на такой риск.
Я завернулась в одеяло и вышла на крыльцо в надежде, что он ее не уехал.
Но машины на парковке уже не стояло, а ворота были наглухо закрыты.
Я вернулась в дом и пробродила до рассвета, безумно нервничая. Неужели нужно потерять человека, чтобы понять, что именно он тебе нужен? Почему я раньше этого не поняла? Почему отпустила?
С первыми лучами солнца я забылась на диване. Мне снились странные сны, лишенные смысла, которые выдавали весь сумбур, что царил в моей душе.
Я открыла глаза и вздрогнула. Дом был не тот. И заснула я на диване, а проснулась на кровати в каком-то пустой квартире без стен. Рядом, в инвалидном кресле, сидел Донской-старший.
Никто не спешил желать доброго утра или здороваться. Я села на кровати, и окинула взглядом пространство. И охнула.
– Валера! – я хотела спрыгнуть с кровати. В центре полутемного помещения, как экспонат на выставке, сидел, привязанный к стулу, Донской. Голова вниз, тело обмякшее – он явно без сознания.
– Сидеть! – рявкнул на меня мужчина в черном, выступив из тени.
Отец Валеры лишь приподнял бровь, глядя на меня.
– Что вы с ним сделали? Изверг! – мои руки задрожали. – Он ваш сын! Неужели не жалко?
Я не могла оценить ущерб, который нанесли Валере, потому что он сидел полубоком. Что ему отбили? Насколько тяжело он ранен?
– А тебе жалко? – неожиданно спросил Донской-старший.
Я словно оцепенела от его внимательного взгляда. А он продолжил:
– Ты же его гнала взашей. Что изменилось?
Я молча поджала губы. Перевела взгляд со старика на Валеру и сжала кулаки.
– Молчишь? – продолжал Донской-старший. – Я бы сказал, что тебе нужны деньги… – смолк, словно закинул удочку. Вот только я не клюнула на бредовый крючок – все смотрела на привязанного к стулу мужчину.
– Сказал бы… Да только ты сразу знала, кто он такой. Тогда что изменилось? Он же теперь гол, как сокол. Все равно нужен?
Гол как сокол? Значит, Валере удалось договориться с ним? Или нет?
– Вам все равно не понять, – я с сожалением посмотрела на твердолобого сухаря. – Мне вас правда жаль.
– Почему? – весьма удивился пожилой мужчина.
– Потому что вы прожили жизнь, но так и не познали любовь и привязанность, – тихо сказала я.
– Почему же? Вот спроси моего сына, он скажет, что я люблю свое дело и очень привязан к нему, – старик повернул голову к Валере и несколько секунд смотрел в его сторону.
Я молча отвела взгляд. Смотреть на мужчину было противно.
– Значит, это он ради тебя решил перевернуть мою империю, – задумчиво произнес Донской-старший. – Оперился на четвертом десятке… поздновато…
О чем он говорит? Что за бред сумасшедшего?
Я
