Отдай мне дочь - Тата Златова
Милана стала с нетерпением ждать подходящего момента, чтобы поговорить с мужем. Ей удалось перехватить его, только когда он вышел в коридор за забытым телефоном.
— Слушай, мы забыли сказать Ане, чтобы она не волновалась насчет Ирки…
— Я с ней уже поговорил, — ответил Кирилл то, чего она, собственно, и ожидала.
— И что ты ей сказал?
— Правду.
— Что она выгнала мать, а потом сбежала?! — чуть ли не в голос удивилась Милана, а муж шикнул на нее.
— Не всю правду, конечно, а только о том, что она исчезла. Не вижу смысла врать. Аня уже все понимает. Конечно, я попытался объяснить ей помягче, но суть от этого не поменялась.
Он вернулся в спальню, а она осталась стоять на месте, немного сконфуженная. Потом, охваченная воспоминаниями, зачем-то заглянула в соседнюю комнату. В последний раз она была здесь, когда приходила к отцу сообщить о том, что задумала сестра. Он взволнованно обнимал ее за плечи, в глазах — еще таких живых и ясных — светилось беспокойство, голос дрожал, выдавая тревогу за дочь. Даже не верится, что его больше нет. Кажется, повернется сейчас — и наткнется на неприветливый взгляд Юлии Максимовны. Женщина вздернет подбородок, посмотрит свысока и с вызовом заявит:
— Ты не вспоминал о ней двадцать лет, а теперь пригласил ее сюда разбираться в делах семьи, будто у нее есть на это право!
Милане даже почудилось, что она слышит ее голос, полный ненависти и презрения. Помотав головой, она прогнала злое видение прочь. Повернулась — и… наткнулась на взгляд Юлии Максимовны. Не воображаемый — реальный. Правда, сейчас он лучился добротой и дружелюбием. Как будто перед ней стоял совершенно другой человек. И, тем не менее, Милана вздрогнула.
— Вспоминаешь наш последний разговор здесь? — женщина как будто прочитала ее мысли.
— Ну… немного, — неловко замялась.
— Мне ужасно стыдно, — Юлия Максимовна выглядела искренне. Взяв ее за руки, мягко завела в пустую комнату и, прикрыв дверь, взглядом пригласила присесть. Увидев белоснежный диван, Милана тут же вспомнила свои ощущения, когда вошла сюда в первый раз, еще при жизни отца. Как боялась тогда прикоснуться к чему-то, опуститься на этот диван или в кресло, как представляла Юлию Максимовну, рьяно дезинфицирующую все вокруг после ее ухода… Все-таки переборола себя и села. Юлия Максимовна тепло улыбнулась:
— Я так рада, что ты привезла ко мне Анечку! Оттого, что она не настроена ко мне враждебно, что не копила на меня обиду все это время. Спасибо, что не настраивала ее против меня!
— Не за что, — буркнула Милана, не зная, как отвертеться от этой беседы. Куда больше ее интересовало общество Бориса и его дочери, хотелось посмотреть, как Лидочка делает упражнения, назначенные врачом, видеть, каких успехов они добились за этот промежуток времени. Выслушивать бесконечные благодарности и извинения Юлии Максимовны не было совершенно никакого желания.
— Я уже шепотом извинилась перед ней, коротко объяснила, почему ничего тогда не сделала…
— И как Вы это объяснили? — спросила не из праздного любопытства, а потому, что волновалась за Анечку. Любое неосторожное слово могло ее ранить, воскресить болезненные воспоминания.
— Я не говорила ей про Иру, не напоминала о детдоме, не волнуйся, — поспешила успокоить ее женщина. — Аккуратно сказала, что мы с дедом слишком поздно все осознали, что ты сразу взялась оформлять документы на удочерение, а мы не стали препятствовать. Что все эти годы мы чувствовали за собой вину и нам было стыдно смотреть ей в глаза, поэтому и не искали встреч.
«Да, действительно, аккуратно обошла все острые углы», — с сарказмом подумала Милана, но промолчала.
— Милан, я хотела, чтобы ты знала… — она прокашлялась и на мгновение закрыла глаза, будто искала в себе мужество признаться. — Я не хотела уводить Пашу из семьи. Вернее, как… В глубине души, возможно, да, но ультиматум я поставила, только когда узнала о беременности, потому что была молодой и глупой, боялась, что родители выгонят из дома или заставят сделать аборт. Ты прости меня, если сможешь, — она нервно передернула плечами. — Тогда я не задумывалась, как было больно вам, когда Паша ушел. Как было тяжело ему расставаться с вами. В тот момент я думала о себе и ребенке. Но теперь я жалею. С тех пор, как его не стало, я прочувствовала на себе, каково это: лишиться опоры, лишиться всего, что поддерживало многое годы. Мне ужасно стыдно, что я так поступила тогда. Мне стыдно и за других, которые рушат чужие семьи, думая только о себе, только о своем счастье и благополучии, безжалостно топча чужие судьбы. Рано или поздно за все приходится платить…
Она замолчала, откуда-то достала платок и промокнула им увлажнившиеся глаза.
— Все это уже в прошлом, — вздохнула Милана, не в силах смотреть на то, как страдает Юлия Максимовна.
— Только об одном прошу… — просипела она, стиснув платок. — Разреши мне хоть иногда встречаться с Аней.
— Пока об этом рано говорить. Неизвестно, что будет дальше, вдруг Ирка надумает вернуться… Мне не хотелось бы, чтобы Аня ее увидела.
— Да, я понимаю, — женщина моментально сникла, опустила голову, посидела так некоторое время, иногда тяжело и шумно вздыхая. Потом резко подняла на нее мгновенно оживившийся взгляд: — А если на твоей территории? Хотя бы на полчаса? Чтобы она не забыла обо мне…
— Ну, если так, то… можно что-то придумать, — неохотно уступила Милана и посмотрела на свои нервно барабанящие по подлокотнику пальцы.
— Спасибо. Ладно, понимаю, что уже надоела тебе со своими разговорами. Прости. Пойду, лучше корреспонденцию проверю. А то в почтовом ящике была куча всякой рекламы, пора уже навести там порядок.
Сказав это, она вышла, а Милана, облегченно вздохнув, поспешила в соседнюю комнату. Прошло минут десять, прежде чем ее слух уловил звук хлопнувшей входной двери, потом чьи-то тихие шаги, какую-то странную возню. Затем кто-то почти бесшумно зашел в соседнюю комнату. По телу пробежал холодок, когда подумала, что это заявилась Ирка. С трудом переборов себя, Милана все-таки вышла и тут же услышала, что кто-то всхлипывает в соседней комнате. С опаской приоткрыв дверь и заглянув внутрь, увидела мокрое от
