То самое чувство - Лия Роач
Как мне вести себя, если он захочет большего, чем просто поцелуи? Мы встречаемся уже больше двух недель, и это чудо, что Никита до сих пор водит меня за ручку и никак не форсирует развитие наших отношений, не подгоняет меня, да даже не намекает на то, что пора бы нам переходить на новый уровень близости. Я благодарна ему за эту неторопливость. Это время на спущенных тормозах позволило мне заметно раскрепоститься, осмелеть, и теперь я уже не просто робко отвечаю на его поцелуи, а отдаюсь им всецело и со всей пылкостью. Слияния наших губ уже не такие трепетные и неуверенные, как в первые дни, а страстные, всепоглощающие, головокружительные и крышесносные – у меня, по крайней мере, – но это по-прежнему лишь поцелуи. И день, когда мне придется сделать этот шаг вперед, навстречу новому, более яркому и глубокому чувству, рано или поздно наступит.
Так чего тянуть?
Нужно или делать этот шаг, или же сдавать назад полным ходом, если я не готова и по-прежнему трушу. Но мариновать парня и дальше, по меньшей мере, нечестно. Тем более что я сама этого хочу. Просто боюсь…
А, может, он всего лишь хочет показать мне квартиру, и я зря себя накручиваю?
За всеми этими противоречивыми мыслями и борьбой с самой собой я и не заметила, как мы поднялись на лифте на девятый этаж и уже стоим перед дверью напротив лестницы, ведущей снизу.
Никита отпирает дверь и пропускает меня внутрь.
Я ожидаю, что воздух в квартире спертый и душный, как бывает в помещениях, где никто не живет, но здесь пахнет свежестью и прохладой. И пыли видимой на полу нет. Как почти нет и мебели. По крайней мере, в прихожей и той части гостиной, которую видно с моего места.
– Проходи.
– Здесь точно никто не живет?
Заметив недоумение, с которым я принюхиваюсь и таращусь на пол, он смеется:
– Вот что значит дочь зампрокурора – ничего не укроется от зоркого глаза! – и поясняет: – Я заезжал сюда перед тем, как встретиться с тобой. Вымыл пол и открыл окна на микропроветривание.
– Подготовился, значит, – хмыкаю я, пряча за усмешкой свое волнение.
– Конечно, – моей нервной иронии он не замечает или игнорирует, – ты же впервые у меня в гостях. Хочу произвести правильное впечатление.
Он загадочно улыбается.
– Ты и так уже произвел на меня впечатление. Куда уж больше? – я тоже улыбаюсь.
– Усилить хочется, – отвечает он цитатой из советской классики. – Получилось у меня?
– О да, считай, я уже влюблена в твою квартиру, – говорю я, снимая обувь и проходя за ним в комнату с ковром на полу, собранным диван-кроватью и телевизором на стене. Больше в гостиной ничего нет.
– В эту влюбляться не торопись – она не моя.
– В смысле не твоя? – подпрыгиваю я и инстинктивно пячусь назад.
– Формально моя, не ломись к выходу, – он смеется и ловит мою руку. – По документам она принадлежит мне, но мы с братом поменялись. Он любит новостройки, а я предпочитаю более… винтажные дома поближе к центру.
– Тогда почему ты пригласил меня сюда, а не в ту квартиру, которая твоя?
– Эта ближе к твоему дому. Я смогу потом тебя проводить без машины. Если, конечно, ты не захочешь остаться…
С этими словами взгляд его заметно меняется, из глаз пропадают искорки смеха, их сменяют молнии откровенного желания, а мне резко становится нечем дышать. Никита смотрит цепко, пронизывающе, ловя меня своим взглядом как рыболовным крючком. Я не могу ни отвести от него глаз, ни сделать вдох. Он притягивает меня к себе и, нежно проведя тыльной стороной ладони по враз запылавшей щеке, медленно приближает свое лицо к моему. Целует, не прикрывая глаз, мои же веки, дрогнув, смыкаются.
А в голове пульсирует мысль: "Бежать? Или остаться?.."
На поцелуй я отвечаю незамедлительно, тело остро и неотвратимо реагирует на прикосновение его губ и напряженного тела, в которое я вжата, буквально впечатана. Сердце бьется о грудную клетку так неистово, словно желает выскочить из моей груди и проникнуть в Никитину, будто это не мое сердце, а его, и оно жаждет вернуться на место. Глаза под сомкнутыми веками жжет, как от подступающих слез, а дыхание неумолимо заканчивается. И я отстраняюсь. Не вырывая руки, делаю шаг назад, чтобы сделать вдох и утихомирить бешеное сердцебиение, которое, кажется, аккомпанировало нам, как динамики сабвуферов при супернизких частотах. Рвано дыша, я опускаю взгляд в пол, избегая его взгляда. Чувствую, что щеки горят, и не понимаю, чего в этом жаре больше – волнения, смущения или же паники. Никита, видимо, свой вывод относительно природы моего замешательства делает в пользу паники, потому что выпускает мое предплечье, которое сразу начинает пульсировать – видимо, он сжимал его слишком сильно, но я этого даже не ощутила.
– Идем на кухню. У меня для тебя сюрприз.
"Еще сюрприз?" думаю про себя, но на кухню следом за ним иду вполне бодро. Все же я заинтригована, врать не буду.
На кухне Никита подвигает мне стул, но я отказываюсь и прислоняюсь бедром к подоконнику. Хоть в ногах и сохраняется ощутимая слабость, но я слишком взволнована, чтобы спокойно усидеть на месте. Причин для моей нервозности сразу несколько: я и немало взбудоражена поцелуем, и чувствую себя не совсем в своей тарелке в чужом доме, и не могу избавиться от мыслей о его завуалированном предложении остаться у него.
Не могу перестать размышлять, всерьез он это предложил или все же прикололся? Пытаюсь честно ответить сама себе, на какой из вариантов надеюсь: хочу ли, чтобы это оказалось шуткой, или же в самом деле могу остаться с ним сегодня…
Но определиться не успеваю – Никита достает из морозильной камеры розовое, покрытое инеем, ведерко с мороженым. Точнее, сразу два ведерка.
– Слышал, ты любишь мороженое, в особенности этого производителя.
– Люблю, – отвечаю все еще слегка подрагивающим голосом. – Но не все вкусы.
– Надеюсь, с этим я угадал, – он показывает мне название.
– В самое яблочко, – улыбаюсь я, ощущая, как напряжение потихоньку покидает мое тело. Но с ним уходит и способность стоять на нетвердых ногах, поэтому я опускаюсь на предложенный стул. – Где моя большая ложка?
Никита подает большую суповую ложку и ведро с пралине, предварительно сняв с
