Поцелуй у ног богини - Александра Нарин
Пара нищих
Вот, ещё одной ночью
Лежу на левом боку,
Беременна прошлым днём.
КАНАКА ХА МА, «РАССВЕТ»
Мария боялась, что их обнаружат из-за неё. Кожа её стала коричневой и сухой, но волосы выгорели на солнце и были почти белые. Она закрывала лицо платком и дышала в ткань, чувствуя своё дыхание. Она уже не отличалась от людей нашей земли. Встречные вскользь думали о них с Амиром, что вот идёт пара нищих мусульман.
Междугородний автобус привёз их в городок Мапуса. Дальше нужно было ехать местными. Автостанция примыкала к старинному рынку, где на жаре тлело козлиное мясо. Женщины кололи лёд для рыбы, а она билась в медных тазах, разбрызгивая воду в бурую землю. Горели костры мусора. Белое католическое кладбище и португальский храм печально смотрели со склонов горы Алтиньо.
Им было безразлично, какой выбрать маршрут, лишь бы затеряться за полосою джунглей. Они сели в первый же автобус, потому что он остановился ближе других. Потерянная судьба продолжала вести куда глаза глядят.
Долго набирал автобус пассажиров, его корпус раскалялся, в окна орали торговцы. Потом рванул. В буйной зелени замелькали разноцветные храмики и нарядные домишки. Они вышли на последней остановке в безмолвной деревне. Шелестели пальмы, кричали птицы. Тихие виллы прятались в густых зарослях. Мария и Амир дошли до конца посёлка.
Было просторно и дико. Над широководной рекой Чапорой взмывали вверх белые цапли. Река вливалась в океан, на песчаных берегах росли гости севера – сосны с длинными иглами. Морской ветер принёс их семена из далёкой страны, и они проросли здесь, вытягивая иглы, как тонкие пальцы, к солнцу.
Накатила усталость. Мария и Амир нашли место в недостроенном доме между бетонных перекрытий и бамбуковых палок, которыми удерживались лестницы и этажи. Постелили на бетон свои покрывала, надеясь, что их никто не выгонит отсюда. Они проспали до следующего дня, не замечая москитов и ночной свежести от реки. Просыпаясь ненадолго, каждый хотел снова уснуть, чтобы не думать.
Если б можно было спрятаться во сне от печали, планета погрузилась бы в летаргический сон. Утро всё равно пришло и заставило жить. Амир попросил у Марии двести рупий от продажи кольца. Она вытащила из лифчика мокрые от пота деньги, отсчитала. Мария опасалась, что он начнёт пить. Но Амир пошёл в посёлок и купил детский альбом, бумаги, цветные мелки.
Рисунки
Приходи, поглоти меня,
Уничтожь меня, любовь.
МИНА КАНДАСАМИ, «НЕИСТОВЫЙ СВЕТ»
Амир стал рисовать портреты туристов, что бездельничают у океана. Он ездил к заброшенным португальским фортам, в которых время проело тонкие норы. Белые матросы сбрасывали отсюда мёртвых, и волны несли их к сказочным дворцам, вселяя ужас. Всё ещё метались в башнях крики казнённых. Их потомки прохаживались по древним стенам, ловили быстрое солнце в объективы. Они, счастливые, виделись Амиру жителями другой вселенной, которую он потерял.
Он предлагал свою живопись на прибрежных рынках, где нежный бриз шуршит разноцветными одеждами и надувными игрушками. Он рисовал на поворотах к пляжам, где больше всего ходило народу.
Чаще он ездил к царственному Дудхсагару, что срывается с вершины скал в каменную чашу. В незапамятные времена одна красавица сидела у ручья с кувшином. Собираясь искупаться, она сняла одежду. Вдруг из зарослей вышел юноша. Девушка растерялась, вспыхнула стыдом и вылила на своё смуглое тело белое молоко. Тут же превратилась она в водопад.
То молоко бушует на скалах, рассеивая брызги далеко вокруг, и поезд, идущий виадуком над бурлящей пеной, кажется игрушкой в руках бога.
В сырости водопада и гор, ручьёв, клокочущих в джунглях, Амир рисовал виды на глазах у публики, продавал своё нехитрое искусство путешественникам. Вскоре от практики у него закрепился некий стиль: точно небрежный ветер врывается на картину и чуть размывает аккуратные детали. Чудилось, что рисунок сейчас сорвётся с листа бумаги и растворится в небытие.
Его унижали постоянно, от него отмахивались сотни раз, бывало, грубо кричали. В такие минуты он вспоминал себя и Марию у бомбейских Ворот Индии. Тогда они гуляли, нарядные, под защитой завтрашнего дня. К ним подошёл фотограф, пытаясь продать свою работу, умирающую в эру фотоаппаратов. Амир отмахнулся от него и сказал, что фотографии никому не нужны.
Случались дни, когда Амиру везло. Белым людям было любопытно, что изобразит индиец. Они заказывали у него свои портреты и уходили довольные, с удивлением обнаружив сходство. Портреты любили немцы и французы, они были вежливей других. Люди из страны Марии не умели объясниться толком на английском, гудели на своём, огромные богатыри. Иногда от них Амир терялся и невольно сжимал плечи. Так он узнавал мир Марии. Её страна обступала его, дышала и говорила языком, который бежал как реки, с каменными порогами бесчисленных «ш» и «ж». От Марии он знал некоторые слова, и люди-богатыри, услышав их, радовались словно дети. Белые люди из любых стран подходили к нему, как хозяева и победители, хотя никакой войны никогда не было.
Ездил Амир на отдалённые пляжи, на плантации специй, к ночным базарам. Он избегал столицы Панаджи, городов Старый Гоа, Бамболим, Маргао и Васко-да-Гама.
Амир опасался долго работать в одном месте, сторонился полиции. Он боялся не за себя – для него эта жизнь уже закончилась. Ему было тревожно, что без него Марии придёт конец. Он ездил на стареньких автобусах. Там всегда играли по радио известные мелодии. Его позвоночник был напряжён, он думал, что вот-вот музыка прервётся и по новостям объявят о розыске убийцы.
«Шейк Раджа»
Однажды я сделала выбор
Безумный, опасный,
Убежала как сумасшедшая.
МИНА КАНДАСАМИ, «ИЗВИНЕНИЯ ЗА ЖИЗНЬ»
В первый же день Мария, очнувшись, спрятала вещи между бетонным полом и землёй, отправилась на пляж узнать о работе. Она надеялась, что в этих свободных краях людям будет безразлично её происхождение, у неё не спросят документов. Дальше откладывать и ждать было некуда.
Ветерок поигрывал соломой и разноцветными флагами на крышах кафе – шейков, качал бумажные фонари под потолками. Мария заходила в каждый шейк, спрашивала, нужен ли им вейтор[47], официант. Все места давно были заняты. Люди приезжали за работой с севера, из Кашмира и деревень Пенджаба, из
