Бернет Воль - Холодный ветер в августе

Ф-фу! Он выдохнул и вытер пот с верхней губы рукой. Отец ждет его на улице.

— Ну, что? — спросил Алессандро.

Вито пожал плечами и улыбнулся. — Она хотела сказать мне, что будет дома вечером. — Он помедлил. — Я никогда раньше не разговаривал по междугородней. Как тебе это нравится? Ее было так хорошо слышно, как будто бы она наверху.

Алессандро сел на ступеньку. Его лицо вытянулось, а руки вяло повисли между коленями. Он вздохнул и покачал головой с выражением крайней беспомощности.

— И что?

— Что ты имеешь в виду, папа? — мягко спросил Вито.

— Что я имею в виду? — Алессандро махнул рукой. — Что я имею в виду? Что будет? Вот что я имею в виду. Она тебя любит, не так ли?

— Да, полагаю, что так.

— И ты ее тоже любишь, нет?

— Конечно, па.

— «Конечно, па». Но это не одно и то же. Это как… — Алессандро замолчал, стараясь найти верные слова. — Это все равно как протягивать свечку к луне. В маленькой комнате свечка яркая и горячая. Но на улице, в мире свеча — ничто в лунном свете. Налетает ветер. Невесть откуда. Дунул! И свече конец. Ее нет. А луна сияет и сияет всю ночь.

Вито беспокойно переминался с ноги на ногу. Он не смотрел на отца.

— Ты понимаешь меня? Ты еще такой молодой, Вито. — Он потянулся и сжал тонкую руку мальчика. — Ты даже такой же тонкий, как свеча, — засмеялся он. — А она, твоя мадонна, — он помахал руками, — кругла и полна, как луна. Я не имею в виду, — быстро добавил он, — только… понимаешь, физически, я имею в виду также внутри. Я… Не знаю… Я не знаю, что сказать.

Одно меня радует. У тебя хорошая женщина, красивая женщина. Она тебя любит, она учит тебя, как любить. Это хорошо. Ты счастливчик. Она не хищница, это ясно. Я вижу, как она обращается с тобой. Итак, все это хорошо — любовь, быть с женщиной, все хорошо. Но что потом?

— Это и она сказала.

— Ах! Понимаешь? Вот в чем вопрос. После того, как она уйдет, что ты будешь делать? Будет ли тебе хорошо с этими маленькими девочками с улицы, со школы? Найдешь ли ты другую такую женщину? кроме того, ты же не можешь сделать это своей карьерой — искать взрослых женщин, которые бы тебя любили? Ты же не хочешь стать жиголо. Поэтому, понимаешь… А что с ней? Это еще хуже. Ясно, что она тебя любит. Действительно любит тебя. Ах-х… — он развел руками. Это было очевидно. — Если она тебя любит, она хочет тебя. Всего, целиком. Женщины таковы. Ах… — Он помолчал. Потом постучал себя пальцем по голове.

— Я был не слишком мудрым. Что я мог сделать? Не знаю. Но что-то более хорошее, чем это.

— Может быть… — начал Вито и запнулся. — Может быть, мы могли бы… Я мог бы… Может быть, мы могли бы пожениться. — Его голос упал почти до шепота.

Отец посмотрел на него, поймал его взгляд и задержал его. — Спроси себя: ты хочешь жениться? Ты хочешь быть с этой женщиной каждый день, день за днем, утро и ночь, все время? Ты так хочешь быть с ней? Она тебе так нужна? Нет ничего другого, в чем ты бы мог нуждаться или чего бы ты мог захотеть? Ничего другого, в чем ты мог бы нуждаться или чего бы ты мог захотеть — может быть, такого, о чем ты сейчас и не знаешь, но это может случиться? Подумай об этом. Не о работе, не о деньгах, не обо всем остальном. Только об этом. А?

— Я… Я не знаю, па.

— Конечно, ты не знаешь. Но рано или поздно тебе придется подумать об этом. Тебе, Вито. Ты должен сделать это сам. Я не могу тебе помочь. Даже если бы я хотел тебе помочь, я бы не смог. Тебе. Тебе придется думать об этом. Ты понимаешь.

Вито кивнул.

— Ну что, ты хочешь пойти на бейсбол?

Вито улыбнулся. По непонятной причине он чувствовал смущение.

— Я не знаю. Я могу отдать билеты кому-нибудь из ребят.

— Нет, — сказал Алессандро, поднимаясь на ноги. — Зачем? Ведь раньше это была хорошая идея. И это все еще хорошая идея, не так ли? Тебе нравится бейсбол, почему же тебе не пойти? Потому что ты волнуешься? Небольшое волнение тебе не повредит. Это только начало. Дальше будет больше. И кроме того, она будет дома не раньше десяти. Бейсбол же не будет продолжаться всю ночь, нет?

— Нет.

— Тогда пойдем. Fokza! — Он положил Вито руку на плечо и сжал его.

После того, как они проехали тюрьму на Меррит-паркуэй, Айрис повернулась к Джули. До этого она не сказала ни слова, глядя на дорогу, прямо вперед. Сейчас ее лицо посветлело, и она подтянула колени на сиденье так, чтобы видеть лицо Джули.

— Теперь я знаю, что мы вернулись в Нью-Йорк, — сказала она.

Он засмеялся.

— А ты думала, куда мы едем, на Аляску?

— Ты мне не поверишь, но я боюсь ездить в машине. До тех пор, пока я не узнаю дороги, я боюсь, что меня завезут куда-то, в какую-нибудь глушь, и бросят. И никто обо мне больше никогда не услышит. И уж никого это и не взволнует.

— Меня взволнует. Я бы нашел тебя, где бы ты ни была.

— О, Джуджу! — Она погладила его по щеке. — Ты милый. Я буду скучать по тебе…

— А?

— Милый, послушай, нам нужно закончить все это. Понимаешь, это нехорошо. Как долго мы знаем друг друга, год, наверно? Полтора? Что хорошего нам это дало? Мы просто сводим друг друга с ума, вот и все.

Джули хмуро смотрел на дорогу и наконец взглянул на нее.

— Дело в том, что ты права. Нам все хуже и хуже, а не лучше.

— Последние четыре или пять месяцев ты не принимаешь меня всерьез, — сказала Айрис. — Тебя видели с другой телкой — с этой, как ее зовут, которую я встретила на вечеринке?

— Вивиан?

— Ну да. Она хорошо к тебе относится?

— Да, — сказал Джули рассудительно, — да, хорошо.

— Ну вот, ты понимаешь? Бросай, пока ты первый.

— Ты имеешь в виду — ты думаешь, что мы не должны больше встречаться?

— Джуджу, не будь смешным. Конечно, я хочу тебя видеть — понимаешь, и сейчас, и потом. Я только имею в виду, что нам нужно забыть об этом. Для нас обоих в этом нет будущего.

— Ты любишь кого-нибудь еще? — спросил Джули.

Айрис молчала. Она отвернулась и смотрела в окно.

— Ты не ответила на мой вопрос. Я спросил — ты любишь кого-то другого?

— Какая разница… Да, я люблю другого. И знаешь, кого?

— Боюсь угадать.

— Почему боишься?

— Ох, Айрис, — Джули покачал головой. — Это… это просто безумие, вот что. То есть, он славный мальчик, милый мальчик. И он хорошо выглядит… — Он засмеялся. — Я бы и сам мог пойти за ним. Но это несерьезно. Это не может быть серьезным.

— Я понимаю.

— Знаешь что?

— Я понимаю, что это не может быть серьезным, — сказала Айрис. — Ты думаешь, мне нужно показаться психиатру?

— Да. Я правда так думаю.

— И что он может мне сказать? Почему я люблю молоденького мальчика? Ты думаешь, я не знаю? Ты думаешь, что я не понимаю, что он — единственный мужчина в моей жизни, с которым я могу это делать? — Она замолчала, увидев выражение его лица. — Прости меня, Джуджу. На этот раз я не дразню тебя. Честное слово, не дразню. Я говорю тебе правду. Я просто не могу объяснить тебе, что это такое — быть с ним. И я не буду пытаться, потому что я знаю, что это ранит тебя. Я тебя не обвиняю. Я бы тоже разозлилась, если бы ты сказал мне, как тебе было хорошо с другой телкой. Неужели ты не понимаешь — вот почему мы должны расстаться.