Филис Хаусман - Всему свое время

— Джошуа! Джошуа?!

Ее крик, порожденный страхом, болью и смущением, не получил ответа. Только веки его опустились, укрыв под собою взгляд, полный непонятного ей отчаяния. Бет протянула руку и прикоснулась к его щеке, ощутив вдруг на пальцах влагу. Он плачет? Нет, не может быть! Она отдернула руку, будто обожглась о какое-то непонятное, незримое пламя. А он вдруг потрясенно сказал:

— Боже, Боже мой! Она и вправду ушла!

— Джошуа, что случилось? — прошептала она еле слышно.

Он открыл глаза и произнес:

— Мы вынудили ее уйти навсегда.

Эти странные слова и его тяжкий вздох наполнили все небольшое пространство палатки, вновь и вновь отдаваясь в сознании перепуганной Бет. Ничего не поняв, она просто протянула к нему руки, и он спрятал свое лицо у нее на груди.

Глава 11

Волна ненависти и презрения к себе захлестнула Джошуа, заставив его содрогнуться всем телом. Какую боль он причиняет своим поведением этому хрупкому созданию! Бет ничего не знает… Что она теперь о нем подумает? Черт побери! Я заставил ее страдать! Что я натворил! И что мне теперь делать? Так он говорил себе, сознавая непоправимость ошибки и ужасаясь невозможности счастья.

Полчаса назад он очнулся от своего навязчивого кошмара и обнаружил, что смотрит в золотистые глаза, а не в голубые. И жажда наслаждения, которое ему сулила близость с этой женщиной, заставила забыть обо всем на свете. А вот теперь жестокая память мстит за минуты восторга, которые он пережил здесь, на склоне клятого вулкана, с этим невинным, но пылким существом, лучшим из всех, кого он знал.

Чувство вины возросло вдвое, хватая за глотку и не давая дышать.

Встретить невиданное прежде чудо, женщину, одарившую его ощущениями, доселе им неизведанными, и тут же потерять ее! Не хватало прежних горестей, теперь еще это!

Та, другая, белокурая голубоглазая женщина его прошлого, не вернется больше тревожить его душу, значит, никогда не простит его. Как с этим жить? Подсознательно он переложил часть вины за это на Бет, ничего не знающую Бет, так светло доверившуюся ему. В первые минуты, не соображая, что делает, он почти неосознанно произнес слова, которые были скорее заклятием, а не констатацией факта. Но как иначе было спастись от безумия? Сказал, что она не вернется… Хотя, откуда появилась в нем эта уверенность?..

Но как теперь объяснить Бет?.. О, кретин! Не выразить и десятой доли того, что он чувствует… Как сказать ей, что он не достоин ни ее сладостного тела, ни великодушного сердца, потеряв право на счастье много лет назад, когда его истинная природа явила свой омерзительный эгоизм и преступное недоумение?

А что теперь? История грозит повториться. Но на этот раз он не уступит женщину, которую любит, жестокому року. И эта мысль будто что-то защелкнула в нем, лицо его окаменело, а в сознании сохранялась лишь одна мысль: надо уберечь Бет от всего, чем грозит ей эта жестокая гора Сент-Хеленс. Он вытащит ее отсюда любой ценой, даже ценой собственной, не такой уж дорогой жизни.

Долгие минуты, показавшиеся ей часами, прошли, прежде чем Джошуа поднял голову с ее груди и резко, приказным тоном, произнес:

— Одевайся. Пора сваливать с этой сатанинской горы.

Бет ужаснулась, заглянув в его глаза и не увидев там ничего, кроме ожесточения. Он тотчас спрятал лицо в сгибе локтя и продолжал лежать.

Как в горячке, вскочила она с их импровизированного брачного ложа, торопливо оделась и собралась выйти из палатки, но споткнулась о его рюкзак и чуть не упала. Пытаясь сохранить равновесие, она оперлась рукой о пол и увидела рядом с его накренившимся рюкзаком небольшую деревянную коробочку. Чуть было не спросила его, что это такое, но почему-то промолчала. Подняв вещицу, она увидела на ее стенках тонкий резной орнамент явно восточного происхождения, а на крышке — живописную миниатюру: пейзаж с тремя деревьями и горой, по очертаниям напоминающей ту, на которой они застряли теперь с Джошуа. Бет осторожно приоткрыла крышку и поняла, что это музыкальная шкатулка, ибо палатку наполнили тихие звуки нежной мелодии, полные прозрачной, будто улетающей вдаль печали. Джошуа тотчас вскочил на ноги, резким движением вырвал шкатулку у нее из рук и молча запихнул ее в рюкзак.

Бет выскочила из палатки как ошпаренная. Потом, немного успокоившись, привела себя в порядок и приготовила завтрак, разделив еду на две неравные порции, поменьше — для себя, побольше — для Джошуа. Но в мыслях был полный сумбур, а горло стиснул спазм. Однако она заставила себя съесть пару тостов и выпить немного горячего кофе.

Вскоре из палатки вышел Джошуа, одетый и с рюкзаком на плечах.

— Мы должны спуститься к точке часа за два, даже быстрее. Я решил оставить палатку и спальный мешок здесь. Тебе тоже нет нужды тащить лишний груз, возьми только воду… ну и косметичку, конечно.

Его попытка пошутить не принесла Бет облегчения. Почему его голос звучит так обыденно? Будто ничего не случилось…

— Когда мы окажемся в Ванкувере, первым делом подумаем, как вытащить ваши пожитки, что остались в базовом лагере. Но не исключено, что заночевать нам придется в Портленде.

Бет продолжала молчать, и Джошуа, встав перед ней на одно колено, попытался заглянуть ей в глаза. Она отвернулась, избегая его взгляда, и даже отшатнулась, боясь возможного прикосновения.

— Пожалуйста, Бетти, прости меня… Я просто потерял над собой контроль. А сейчас времени у нас в обрез. Мы не можем задерживаться, иначе я ни за что не ручаюсь. Одно скажу, я не допущу повторения прежней трагедии…

— Ох, Джошуа, ты упрямо не хочешь мне ничего объяснить. Думаешь, я не пойму тебя? — Господи, зачем я это сказала? Что я собираюсь понимать? Почему он пренебрег мною? Разве это можно понять? — Хорошо, — холодно проговорила она, — идти так идти. По правде говоря, мне нет никакого дела до ваших переживаний.

Самолюбие, вот что пришло ей на выручку, заключив раненое сердце в непроницаемый панцирь. Она вдруг подумала, что лучше отказаться от всего, чем униженно выяснять причины утраты. Прекрасно можно прожить и без него. Гордость дороже… Так что, если он и пустится сейчас в объяснения, она просто не станет слушать. Что она, в самом деле? Есть из-за чего расстраиваться! Ну, сотворили они любовь… Да нет, впрочем, какая там любовь… Просто позанимались сексом…

В этот момент земля содрогнулась под ними, будто сама природа решила прервать все их объяснения и переживания, грозно напомнив не о любви, а о смерти. Бет подхватила свой рюкзак и спросила:

— Так мы идем или нет?

— Идем, родная моя, конечно, идем. И не пугайся! Даже если вообразить невозможное, что извержение и вправду начнется, лавовый поток пройдет совсем в другом месте. Тебе ничего не грозит, девочка. Кому угодно, но только не тебе!