Секс в браке - Елена Ровинская
– Что у тебя с глазом? – охрипнув, спросила я.
– Сосуды полопались. Все на самом деле не так уж страшно, как выглядит.
– Как в моем сне, – прошептала я. – Мертвая кровь чернеет…
– Твою мать! – рявкнул Кан.
Раздражение в его голосе стало почти осязаемым. Словно пощечина.
– Дима, мне снилось, что ты погиб в аварии, – сказала я прежде, чем он разорется и не захочет слушать. – И то же самое выпало на картах. Я бы не стала говорить, если бы не сходились все знаки.
За это ночью он уже на меня рычал. Мол, он сам чувствует, не дурак и не хер, мол, тыкать ему под нос свои дурацкие карты. И без того, хреново.
– Ну, тогда обнимемся, блядь! – он поднял чашку кофе, словно бокал. – Будь! Вырасти детей мужиками. Сама не справишься, позвони Олегу.
– Дима, – сказала я умоляюще.
Кан презрительно закатил глаза.
Погибнуть в аварии, – это казалось ему слишком мелким и нереальным. Такой человек, как Дима-Матрица, должен умереть не иначе, как в перестрелке, самым последним из всех. После того, как плюнув в рязанскую рожу убийцы, он бросит наземь пустой пистолет и красиво распахнет на груди пальто.
– Стреляй, жирдяй, – скажет он и улыбнется красивыми белыми зубами.
Чтобы даже мертвым смеяться в лицо обрюзгшему, растолстевшему конкуренту. И напряжет, напоследок, пресс.
Так мне, по крайней мере, казалось.
…Однажды, в ранние девяностые, еще зеленым, Дима стоял глухой ночью в глухом лесу и копал сам себе могилу.
Посылая его туда с нарядом из двух автоматчиков, конкурент строго настрого приказал им прикончить Диму, а тело где-нибудь закопать. Именно в этой последовательности. Но те, посмотрев на Димино интеллигентное лицо, решили не напрягаться.
Естественный отбор – теория эволюции Дарвина. Если тебе говорят, что узкоглазый – опасен, выдай ему саперную лопатку, а сам пей коньяк из горла, да прикалывайся над ним, пока он копает. Автомат поставь на предохранитель, чтобы никого ненароком не подстрелить.
Дима, дважды побывавший в Афгане, где воевал с непьющими, медленно выкопал ямку. «Базовые знания о влиянии алкоголя на организм, плюс, немножечко математики». Когда он решил, что в ямке можно будет укрыться, если второй автоматчик успеет открыть огонь раньше, он под каким-то предлогом подозвал первого и лопатой раскроил парню череп.
Того, по мнению Димы, сгубило две вещи: уверенность в огнестрельном оружии и презрение к тем, кто выходит на люди без «голды». Блондин умер быстро, так и не узнав, что еще пара шуточек про "узкий взгляд на мир" и Кан бы с ним пластмассовым совочком разделался.
– Дима, – сказала я, понимая, что запросто могу умереть сейчас с чайной ложкой в глазу. Просто за цвет волос и недоверие к его способности разобраться. – Я не прошу тебя мне верить. Я просто тебя прошу: пристегни ремень. Просто пристегни ремень и едь медленнее! Я тебя умоляю! Я тебя в жизни никогда и ни о чем не просила! Пожалуйста! Неужели, твои понты дороже, чем твоя жизнь? Чем твои дети?! Чем я?..
Дима вздохнул.
Он любил меня. Теперь я точно знала, что он любил. И к моим словам относился куда серьезнее, чем делал вид. Но верить в то, что ему предначертан такой никчемный конец, пока что мешало Эго.
– Ты понимаешь, если в меня будут стрелять, то я просто не пригнусь? – попытался он. – Ты смерти моей хочешь?
– Я не хочу твоей смерти. Это ты вбил себе в голову, что умрешь, как герой. В чистых трусах и со сверкающими запонками. В смерти ничего прекрасного нет! Ты сам это знаешь! Есть силы, которыми ты управлять не властен. Ты тоже можешь погибнуть в аварии.
– Чему быть, того не миновать.
Кан поднялся, я вцепилась в его предплечье и только тогда почувствовала, как напряжен бицепс.
– Дима, карты не говорят о том, чего нельзя избежать. Когда взорвался наш дом, я ничего не увидела…
– Я надеюсь, ты не вещаешь такое при посторонних, Кассандра?
Я отпустила руку. Отодвинулась, оскорбленная.
– Кассандре тоже никто не верил, – сказала я. – Ни ее папаша, велевший втащить Коня в Трою, ни Агамемнон. Троя пала, а Агамемнона убила его жена. Именно так, как предсказывала Кассандра. И Кассандру, к слову, убили тоже. И прижитых ею детей…
Дима сжал губы, глядя на меня сверху вниз. Его ладонь легла мне на щеку, и я умоляюще подняла глаза. Нелегкая это роль. Роль истеричной городской сумасшедшей, чьи пророчества вызывают смех. Я и сама до конца в них не верила. Просто любила его сильней, чем саму себя. Что стоила моя гордость, в сравнении с тем, что я могла потерять?
– Пожалуйста, любимый, – сказала я. – Тебе ведь необязательно говорить им всем – почему. Я тоже никому и никогда ничего не скажу. Ты ведь знаешь… Это будем знать только мы.
Дима наклонился и коснулся губами моих приоткрытых губ.
– Береги детей, хорошо? И себя. Сядь…
Я села. Он подхватил у порога сумку, снял с вешалки пуховик. Я осталась сидеть: прощаться перед дорогой, Дима считал ужасно плохой приметой.
Мы обменялись взглядами.
– Я люблю тебя! – сказал он. – Помни об этом, если… Ладно?
– Я не хочу просто помнить. Я хочу это слышать от тебя самого, – я всхлипнула. – До самой старости. Хочу прожить с тобой долго-долго и умереть в один день…
Я слышала, как грохнула, открываясь, тяжелая железная дверь и голоса парней, ожидавших Диму снаружи.
– Всем пристегнуться, – долетел до окна приказ.
Затем ропот возмущения и Димин, не терпящий возражений, голос:
– Потому что, млять, Я. ТАК. СКАЗАЛ!..
Глава 2.
«Еще вчера он был бизнесменом»
– Можно? – Соня стояла на пороге, с опухшим от слез лицом и тупо смотрела мимо меня.
Я кивнула, посторонилась, пропуская ее в квартиру.
Мы обнялись, не сговариваясь. Припали друг к другу на плечо, словно если обняться как можно крепче, все развеется, словно страшный сон.
– Я не верю, – шепнула Соня охрипшим голосом. Ее дыхание обжигало мне шею. – Они не могли погибнуть вот так…
Я не ответила. Четыре часа… С тех пор, как по радио сообщили о том, что на трассе «…разбилась машина, принадлежавшая известному криминальному авторитету Дмитрию Кану, по кличке Матрица», прошло четыре часа.
А ведь еще с утра он был бизнесменом.
– Я тут же позвонила в милицию, но… Мне никто ничего не говорит, – она отстранилась и, зябко кутаясь в шубу, прошла в гостиную, – я же не член семьи!..
У меня вырвался горловой всхлип.
Мне тоже никто ничего не хотел говорить. Всеми правдами и неправдами, по журналистским каналам, я выяснила, что в машине были обнаружены только три тела, хотя они уехали впятером.
По всей вероятности, они принадлежат Диме, Максу и Толе. Так, по крайней мере, мне рассказали ребята с «Губернии», что были на съемках. Пока я ездила на компанию, посмотреть пленку, на которую они сняли личные вещи
