Иди ко мне… - Лена Гурова
— Ну, вот что, Лиза! Нечего детей таскать, езжай одна. — Мама Аля, тоном, не терпящим возражений, выдала своё решение. — Может, тебе и правда надо собраться с мыслями, подумать в тишине и одиночестве.
— Но дети мне никогда не мешали. Да и вам такая орава не по силам. Исаев, опять же, может забрать, а я не хочу этого сейчас. У меня в машине есть кое-что из одежды, перебьёмся. Девчонки, мы уезжаем.
— А папа?
— Он попозже, может быть.
Мы успели до приезда Мишки выскочить из посёлка и отправились туда, не зная куда… Я сразу свернула на второстепенную дорогу, отобрала телефоны, и моя банда, сначала надувшаяся и в негодовании, одна за другой отправилась в царство сновидений. Через пару часов мы добрались до симпатичного придорожного отельчика. За ним — поляна с детской площадкой и лесок. Нам понравилось, и мы остановились в удобном двухкомнатном номере в стиле русских народных сказок. Девчонки остались в восторге. Погуляли, наелись, на местном рыночке накупили у добрейшей бабули вязаных носочков, жилеток и пушистых мягких шарфов. Класс. Я немного отвлеклась, и даже посмеялась, когда моя гвардия увалилась спать во всём этом вязаном великолепии. Не удержалась, сфотографировала и отправила Соне. Но кто бы мог предположить, что Исаев будет в это время у них и увидит эту фотку. И вычислит нас на раз. Потом Соня расскажет, как он приехал, туча тучей. Как долго разговаривал с Алевтиной Сергеевной. Бывает же так созвучно хорошее и поганое: Алевтина Сергеевна и Алина Сергеева! Но о чём шёл разговор, Сонька так и не узнала, мать молчала, пообещав Исаеву не проболтаться. Но сестричка моя подсунула, таки, ему фотографию уютной посиделки в кафе. Он почернел, как описала это явление Соня.
— Ты знаешь, я даже перепугалась. Лицо в момент посерело, глаза чёрные, грудь ходором. Ну, всё, думаю, амбец ему пришёл. Уже хотела маму звать или скорую вызывать. Так он фотку порвал, а меня «похвалил» за мастерство. Так и сказал: «Класс, ас! Нужной дорогой идёшь, товарищ». А я психанула и парировала, что товарищ остался на порванной фотографии. Ещё от мамы получила. Не надо было показывать, да, Лиз? И он умотал. До вечера вас искал, а потом явился и опять к маме. А я телефон оставила на виду, он и увидел звонок, по аватарке догадался, что твой. Ты уж извини, я не сразу поняла, не успела предупредить.
— Сонь, хватит извиняться. Ты всё правильно сделала. Ну, приехал, ну что-то блеял, ну уехал. Всё, спокойной ночи. До завтра.
— Спокойной ночи, Лизок! Но сдаётся, что Исаев не домой вернулся. Всё, молчу.
Когда я услышала царапающие по двери звуки, сразу угадала Мишку. Он всегда так делал: не стучал, а скребся, тактичный мой. Внутри всё похолодело. Не готова я была встречаться, тем более, разговаривать. А смыв макияж, моё лицо представляло ещё и маску в весёленькую расцветочку. Не догадалась купить что-нибудь в аптеке, мысли другим были заняты. А о себе, любимой, потом, когда-нибудь, если захочется… Когда же я научусь любить себя? Сергеева кричит об этом на всех своих сеансах, а меня так просто заучила. А теперь ещё предоставила возможность и практикума! С этим пора кончать. Но завтра. А сейчас? Он не уйдёт.
— Что надо, господин Исаев? — В приоткрытую щёлку был виден только силуэт человека-скалы, в коридоре царил полумрак.
— Лиза, пожалуйста, надо поговорить. Ты сама всегда говорила, что …
— Я много чего говорила. А разговаривать со мной ты сам не стал. Сейчас не время, девчонки спят, и я очень устала. Спокойной ночи, Михаил Михай…
Он с силой дёрнул дверь, моя рука улетела вслед за ней. От нервного перенапряжения я вцепилась в ручку намертво, за что сейчас и пострадала.
— Да что ты делаешь? Сбрендил, Исаев? — Я схватилась за кисть, другой рукой пытаясь перекрыть вход.
Он заграбастал меня, ногой закрыл дверь и внёс в номер.
— Тихо, не ори!
Это я ору. Он мне вышиб сустав, и я ещё ору. От бессилия, вися на руках боксёра, я чуть не разрыдалась. Мишка, став моим мужем, никогда не показывал свою удаль молодецкую на мне, даже в мелочах. Он боялся меня «повредить». Тысячу раз извинялся за новогоднюю ночь на дороге… А тут! Что делать? И что дальше?
— Я не хочу, чтобы весь отель стал свидетелем наших раз…, недопониманий. — Заменив слово «разборки» на более мягкое, с его точки зрения, он раздул из искры пламя.
— Сейчас же поставь меня, истукан! Я тебя не приглашала! Ты выполнил на сегодня список добрых дел, иди, составляй на завтра. Дислокацию вам придётся сменить, вы сегодня здорово прокололись, дон Хуан Исаевский!
— У нас с Алиной ничего не было. Клянусь здоровьем своих детей.
— Не смей! У нас, видимо, разное понятие про «ничего не было». Детей не трогай и вали. Ты меня так и не понял, Исаев, не узнал, не прочувствовал. Ничего не говори, тебе с Сергеевой явно комфортнее, чем со мной: можно промолчать всю жизнь, благосклонно принимая её ласки. Ты об этом мечтал? Всё, уйди, я устала, как стая собак. Да и болит у меня всё, и внутри, и внешне. Господи, о чём я?!
Из последних сил, изображая храбрую портняжку, я пошла на него, подталкивая к двери грудью, самой приличной частью своего тела, в плане размеров. Мишка стал отступать, ну не драться же с матерью своих детей. Уже около выхода он вытащил пакетик.
— Это от синяков. До завтра.
Какая забота!? Но помогло, отёк и боль к утру уменьшились. Как раз, когда я уже смежила свои глазоньки.
Я люблю этого замечательного мужика! У него столько достоинств, он — настоящий, такого больше нет! Я разделяю его жизненную позицию целиком и полностью. Последнее время мы вообще жили душа в душу. Может, ему стало скучно? И чем же так развеселила занудная психованная моего мужа? Видимо тем, чего нет во мне. А чего нет во мне? Так я закопаюсь по самые гланды… Пол ночи пролетели… Пора Нобелевскую защищать на предмет «Закатывание себя, любимой, за плинтусом. Тридцать три способа». Единственное, что немного грело, это сознание того, что мне не в чем себя упрекнуть. Ну, не в чем! Переделываться я не буду, тем более, подстраиваться. Как говорил мой дед: «Полюбите меня грязненького, чистенького меня и так любят». Ведь
