Америка – разлучница - Оксана Александровна Ливанова
— Что дочка, начала расцветать и радоваться этому? — увидев её отражение в зеркале, сказала Екатерина Александровна, — радуйся моя хорошая. Хороша ты необыкновенно. Всё то в тебе статно, вся в меня. Только совета моего послушай.
— Мама, какой странный разговор, — напряглась Наташа, — Ты хочешь мне что- то сказать?
— Мама дочке всегда хочет, что — то сказать. Любит потому что. Я вот что хотела… Ты к Давиду не присматривайся пожалуйста, как к мальчику. В последнее время я вижу в тебе перемены в отношении него. Глаза начали гореть у тебя. Пожалуйста, сохрани любовь к нему, как к другу. Ничего хорошего у тебя с ним не получится.
— Мама, да что ты. Мы никогда с тобой не разговаривали об этом.
— А пора, пятнадцатый год уже, в следующем году поступать в училище. Ты взрослеешь.
— Почему ты решила, что он мне не подходит, как мальчик?
— Потому что он видит в тебе только друга. Когда отношения начинаются с пелёнок, нельзя требовать потом каких-то других отношений. Это первое. А вот второе, главнее…
— Мама, не надо уже. Мне за первое стыдно.
— Нечего здесь стыдиться. Это нормально, когда взрослеешь. Я не из тех клушек, которые про любовь своим дочерям за пять минут до их свадьбы рассказывают. Жизнь по-другому сложиться, если советы матери послушаешь.
— Давай, слушаю тебе, родная мама.
— Он еврей, вот что хочу тебе сказать. И он будет искать себе спутницу жизни «своей крови». С большими глазами, и носом с горбинкой. Ну или без горбинки, но обязательно чёрненькую. Ну или не чёрненькую, но с фамилией еврейской. Они не с другими нациями детишек деталь не будут. И не потому что они плохие, нет конечно. Это просто нужно принять. Может он однажды рукой по твоим пшеничным волосам и проведёт, и даже приголубит. Но никогда, слышишь, никогда не жениться.
— Я поняла мама, поняла.
Проводив маму из комнаты, она тихонько села на кровать, и глубоко задумалась. О том, что ей нравился Дава, друг детства, и свой парень в «доску», она про себя поняла уже давно. Каждый раз, когда они встречались, в животе у неё начинало что-то происходить, и название этому чувству, она пока не знала. Но подружки уже кое о чём ей потихоньку поведали, и слабое, но всё-таки представление, она уже имела о том, как это называется у людей. Мама «больно» стукнула по надежде, что между ними может произойти что-то, о чём не принято говорить, а только мечтать, очень глубокой ночью, под одеялом. Наташа помотала головой: «Нет, я не буду слушать совет мамы. У меня своя дорога». С этими мыслями, она продолжала собираться в лагерь.
2.
Автобус провожали целой толпой родственников. Наташа и Давид, положив чемоданы в специальный отсек автобуса, обнялись с родителями, и пошли занимать места. Сели сзади, чтобы можно было поболтать дорогой, и им бы никто не мешал. Давид сразу достал книгу, и углубился в чтение. Автобус тронулся, и Наташе стало скучно.
— Давид, что ты там читаешь, — спросила она, — Мне очень скучно, поговори со мной.
— Давай поговорим, если ты так хочешь, — ответил он, — Но мне кажется, что тебе лучше было бы не болтать попусту, а тоже что ни будь почитать. Дорога очень длинная, успеешь целую книгу осилить.
— Я не взяла с собой книг, мне не интересно, ты же знаешь.
— Ох как жаль, а я думал, что дружу с умной девочкой.
— Так и есть, я умная, зачем мне читать?
— Читать нужно всем — сказал он, и вытащив из сумки книгу, протянул ей.
Наташа взяла томик. Это была специализированная литература, для студентов медицинского института: «Гигиена гнойных ран». Удивлённо посмотрев на друга, она углубилась в литературу. Через десять минут, мирно покачиваясь в автобусе, Наташа крепко спала.
Когда автобус начал поворачивать на просёлочную дорогу, которая вела к долгожданной базе отдыха для детей, Давид разбудил свою подругу:
— Наташа, подъём. И держи книгу, почитаешь на досуге.
Она подняла мутные от сна глаза, и откровенно посмотрела в глаза Давиду. Потом вздохнула, прижала к груди книгу, и пошла продвигаться к выходу, на ходу разминая ноги. Что можно взять с мальчика, который понятия не имеет, что твориться у неё внутри. Если решил, что ей нужно прочесть эту гадость, она будет читать.
Лагерь встретил детей шумной и задорной песней из динамиков: «Взвейтесь с кострами синие ночи, мы пионеры, дети рабочих…». Ребята стройными рядами, уже скорее по привычке, чем по каким-либо другим причинам, построились на плацу. Тяжёлая тётенька, директор лагеря, пообещала им «счастливый» месяц, который они проведут в активном отдыхе, среди природы, и «качественной» еды из столовой. Так и сказала: «Качественной». Наверное, были прецеденты.
Потом вожатые, которые раньше были «пионервожатые», забрали детей по корпусам, и Наташа с Давидом ненадолго попрощались.
Дойдя до своего корпуса, Наташа плюхнула свой чемодан на кровать, и выслушав целую лекцию о гигиене кровати и корпуса, который на целый летний месяц заменит всем детям дом. Лекция звучала от девочки — пигалицы, которая по мнению Наташи, сама была не слишком «чистоплотна». Потому что давно не мытые волосы, и пятна на блузке, не шли ни в какое сравнение с её лекцией о чистоте.
Познакомилась с девчонками, облюбовала уголок в тумбочке, сходила на обед, и села читать эту треклятую книгу. Давид всё равно будет про неё спрашивать, так что лучше изучить материал. То, что она хотела, по стопам мамы с папы пойти на работу на рыбный завод, его не очень радовало, и он давно и упорно готовил её к медицинскому училищу. По последним слухам, теперь он будет называться «лицеем». Какое-то странное, иностранное название, которое вязало язык, и никак не давало его правильно выговорить. Он и этому её научил. Всё сделал, чтобы переубедить Наташу идти на завод. Говорил, что это неправильно. Что медицина — это «вечный институт ценностей и человеческих жизней, которые бесценны». Много высокопарных фраз, выученных наизусть. Наташа вздыхала, и соглашалась. Сам он собирался после 10, а теперь после 11 класса, сразу поступить в медицинский институт, который теперь называется «университет». И никакие аргументы, что она не хочет, его
