Америка – разлучница - Оксана Александровна Ливанова
— Ты будешь как твой папа, профессор медицинских наук?
— Я буду так, как сам посчитаю нужным. Мой папа теоретик. Он давно не практикует. А я хочу поработать руками, перед тем как книжки «клепать» про онкологию последней стадии. Папа у меня молодец, но я буду клиницистом.
— А это кто?
— Это доктор, который лечит, а не тот, который про лечение тексты пишет. Ну а теперь ты. Кем ты хочешь быть, Наташа?
— Я? Да не знаю. Я учусь плохо, мне не поступить в институт. Буду, наверное, как мама. Училище закончу, и на рыбный завод пойду, как она. Какая разница, где на пенсию зарабатывать. Сто рублей всем одинаково платят. Что ты их будешь получать, что я. Только моя мамка ещё и рыбку в сумке приносит, на ужин. А ты что будешь приносить? Чью-то отрезанную ногу?
— Фу, что за гадость ты говоришь. И кто вбил тебе эти задатки «комсомольца» в твою голову?
— Папа конечно. Он тоже на заводе, мастером трудится. А где ещё в Астрахани работать? Либо рыба, либо арбузы. Ну ты же знаешь.
— Астрахань, предел твоих мечтаний?
— Где родился, там и пригодился. Волга рядом, о морях я не мечтаю. Куда ещё? Здесь буду жить.
Давид глубоко задумался, и Наташа тоже. Впервые за много лет, между ними возник такой странный, взрослый разговор. Они и познакомились то во дворе, когда мамы их в коляске прогуливали. Дом сдали от рыбного завода, а мама Давида там фельдшером работала. Вот им трёхкомнатную и дали. Как и Наташиным родителям, которые там же трудились. И росли все двенадцать лет вместе. Одни ясли, одна школа, через дорогу. А вот взгляды на дальнейшую жизнь, оказались не одинаковыми. И пути расходились, судя по этому разговору. Наташе сразу стало как — то пусто в животе, и она не захотела больше думать об этом. Спустив вниз раненую ногу, она взяла ладонь Давида, и они пошли вместе забирать брата Наташи, Мишку, из детского сада.
Глава 2
«Обида»
— Вот и скажите мне, куда же мы всё-таки перестраиваемся? Мнение у кого-нибудь своё по этому поводу имеется, в конце то концов? — спросил «на повышенных тонах» отец Давида, Олег Ефимович, смотря прямо на собравшихся людей за столом. Праздновали день рождение его сына, и народ, который держал рюмки на готове, слегка «оторопел».
— Олег, ты чего взбеленился то? — спросила его жена, Марина Семёновна, — люди собрались покушать и выпить за здравие сына, а ты тут политику развёл, не понятно зачем?
— Так обидно сейчас мне, мнение хотел спросить, вот и маленько пошумел, — начал оправдываться Олег Ефимович, — уж больно сейчас у меня в гостях народ разный собрался. Так хочется спросить про всё, что в СССР сейчас творится.
— Так ты это, Олег, спрашивай конечно, — ответил Дмитрий, отец Наташи, — мы ответим завсегда, не сомневайся. На заводе у нас сейчас перестройка началась. «Самоокупаемость» называется. Перебои начались потихоньку с поставками. Чёрная икра всегда в цене была, и сомнений нет, что завод выстоит. Но ведь может быть и по-другому. Раньше мы не задумывались, когда зарплата приходит. Чётко знали, что в кассе деньги именно к десятому привезут. А тут я третий месяц занимаю, денег нет. Благо у нас моя мать на пенсии, на неё и живём. Плохо это, очень плохо.
— А у нас какие перемены в школе, ужас, — вступила во взрослый разговор Наташа, — сказали, галстуки больше носить не надо. Я в школьной форме хожу, без галстука, как будто осиротела, клянусь.
— Правильно Наташа, вот именно что «осиротела». Подходит это слово, ой как подходит. Мой Давид со школы пришёл, галстук на стол положил, и сказал, что не нужен больше. Моя мама сразу слегла, я скорую вызывала ей. Ведь она коммунистка всю жизнь была — сказала Марина Семёновна.
— Вот и я о том же, — поддержала разговор мама Наташи, Екатерина Александровна, — Раньше в магазин придешь, обязательно купишь все что тебе нужно. А сейчас что?А сейчас у нас это называется «дефицитом». Курица синяя, хлеб синий, молоко синие, и полное отсутствие каких — либо товаров, которые очень нужны. Мало того, что денег нет, так даже и на остатки купить ничего невозможно. Как деток кормить?
— Власть, которая пришла после Андропова, решила, что мы будем перестраиваться на голодный желудок, — смеясь, сказал Олег Ефимович, — Горбачев решил перестраиваться очень и очень быстро. Не успели мы как следует внимательно изучить внешнюю политику, как говорил он на пленуме ЦК, как и пленумы то, как выяснилось, отменили. Что теперь по вечерам в телевизоре будет вещать, никому не понятно. Зыбко мне, и страшно. А самое главное, не готовы мы к этим переменам. Они нам попросту, не нужны. Мы — люди СССР, нам не нужна внешняя политики. Мы хотим стабильности в завтрашнем дне, а её нет.
— Правильно говорите, верно, каждое ваше слово, — сказала Екатерина Александровна, — Я на прошлой неделе написала заявление в профкоме, чтобы взять путёвку в пионерский лагерь для Наташи.И каково было мое удивление, что это теперь не пионерский лагерь, а база отдыха для детей. Мне не понятно, а куда собственно делась пионерия, и почему такое значимое событие, прошло «вскользь» и совершенно не задержалась внутри общества. Мы же не «быдлы», нам бы хотелось всё-таки знать, а что собственно происходит внутри государства, которое почему-то начало сходить с ума.
— Мы тут при случае хотели спросить у вас, Олег Ефимович, а что происходит внутри медицины? Какие перемены нас ждут в «святая святых»? — спросил Дмитрий.
— О… Друзья мои хорошие. Это просто катастрофически коллапс. То, что сейчас происходит в медицине, самой медициной и не «пахнет», — ответил Олег Ефимович, — всё перевернулось вверх дном. Огромное значение теперь имеет кошелек пациента.Не только не хватает продуктов питания в стране, но и катастрофически не хватает лекарств и товаров медицинского значение. Завозят лекарства в очень маленьком количестве. На пациентов их не хватает. И получается, что врач имеет власть решать кому спасать жизнь, а кому нет. Разве врачу дана такая власть? Он на неё не имеет права. Его задача состоит в том, чтобы в обязательном порядке помочь каждому пациенту.А не решать, кому можно и нужно помочь, а кто
