Ингрид Реймс - Радость и грусть

Со старшим братом все обстояло прямо противоположным образом.

— Интересно, почему, когда я думаю о Нолане, на ум прежде всего приходит слово «вожделение»? — как-то с грустной улыбкой спросила Майкла Сильвия.

Тот лишь покачал головой.

Ни одна женщина моложе сорока лет и существенная часть женщин старше, находясь в здравом уме, не ощущали ни малейшего желания отнестись к Нолану по-матерински. Более того, одно его присутствие производило на них просто шоковое воздействие.

Ростом почти сто девяносто, с еще более мощными плечами, чем у Майкла, с классическим стюартовским профилем — прямой нос и твердо очерченный подбородок, которыми судьба обделила младшего брата, — с очень темными, почти черными, волосами и дымчато-серыми глазами, он приводил женщин в такое состояние, будто они проглотили залпом большую рюмку чего-то очень крепкого. Сначала реагировала нервная система, затем следовали головокружение и чувство эйфории, потом до опасной черты снижались способности к самоконтролю и логическим поступкам.

Но главная беда заключалась в том, что Нолан, прекрасно зная, какое воздействие он оказывает на женский пол, никакой радости от этого не испытывал. Напротив, он презирал и само это воздействие, и тех женщин, которые ему поддавались.

— Мне хотелось обсудить с тобой вопрос об аренде до того, как я улечу в Брюссель.

— Разве ты забыл? Ведь в конце этой недели мы должны быть в «Хилтоне»! — удивился Майкл.

Нолан покачал головой и уселся на край стола. Братья были дипломированными адвокатами, работали в одном здании, том самом, где раньше трудились их отец и дядя. В прошлом году Нолан получил звание королевского советника, став одним из самых молодых советников в стране. И его отец Роберт Стюарт не уставал хвастаться своим старшим сыном везде, где только это удавалось, но особенно в разговорах со своим кузеном Брюсом из Лонгрича.

Роберт и Брюс относились к предыдущему, старшему поколению Стюартов. Они росли уже после ссоры, разделившей семью на два лагеря, но воспитаны были в духе соперничества, если не вражды между кланами, и никогда не упускали случая поддеть друг друга.

Все эти бесконечные семейные дрязги порой страшно раздражали Нолана. У него и без того хватало забот, и не было никакого желания придумывать, как обставить кузена Родни. Но все родственники почему-то считали, что именно ему следует подхватить «палочку раздора» и возглавить семейную эстафету. По всей видимости, и кузен Родни ждал от него того же самого.

— Нет, не забыл, хотя не могу сказать, что мне безумно хочется туда пойти.

— Ну, скучно-то не будет, — заметил Майкл. — Даже Родни приедет вместе с женой из Аделаиды.

— Гмм… — невнятно пробурчал Нолан.

— Кстати, у него неплохо идут дела, — продолжил Майкл. — Недавно он обзавелся отличным офисом. Вряд ли у кого-нибудь из нас есть такой…

— У него — неплохо?! — сухо прервал Нолан, делая ударение на слове «него». — А мне казалось, что его стремительная карьера в одной из самых престижных австралийских фирм — это, скорее, усилия его тестя.

— Он тебе никогда не нравился, да?

— Да, — бросил Нолан и холодно добавил: — Очень странно, что его отец — Брайан. Это как-то не укладывается в голове. Вот если бы его отцом был Ричард…

— Да, вообще странно получилось. Ричард взял и уехал после сердечного приступа, просто исчез…

— Ну, наверное, у него были на то причины, — мрачно отозвался Нолан.

Ему приходилось слышать разные сплетни о Ричарде, правда, ничем не подтвержденные. Но он чувствовал, что, несмотря на многочисленные попытки отыскать своего брата-близнеца, Брайан скорее всего испытал облегчение, не найдя его.

По мнению Нолана, Брайан был лучше брата, во всяком случае, он казался человеком более надежным и умным, хотя их собственный отец всегда отдавал предпочтение Ричарду. И вот теперь дочерям Брайана исполняется восемнадцать. Господи, каким стариком он себя чувствовал! Ведь ему почти вдвое больше. Как ни уставали напоминать многочисленные родственники старшего поколения, он быстро приближался к тому возрасту, когда на него перестанут смотреть как на выгодную партию и начнут воспринимать как старого холостяка.

Нолан знал, что его считают замкнутым и высокомерным, самоуверенным и презирающим женщин, особенно тех, кто хотя бы делал попытки его увлечь. Почему-то все поголовно полагали, что он никогда никого не полюбит, что у него иммунитет к семейной жизни.

Сам Нолан прекрасно знал, что на самом деле все иначе. Он прекрасно помнил то время, когда был влюблен. Тогда ему казалось, что он влюблен глубоко и страстно. Впрочем, он до сих пор уверен, что так оно и было. Без сомнения, он пережил тогда самое сильное и искреннее чувство, которое когда-либо испытывал. Но Лиз вышла замуж за другого… хотя, как выяснилось, потом пожалела о содеянном. Не так давно она неожиданно появилась у него в офисе и сама все рассказала. Нолан будет долго помнить ее глаза, полные слез, когда она призналась, что брак не удался и ей нужен хороший адвокат, чтобы побыстрее развестись.

— А ты хорошо все обдумала? Ведь придется от многого отказаться, — серьезно спросил он тогда.

— Ну, конечно! — вскричала она, взлохмачивая волосы дрожащей рукой и всхлипывая. — Не думай, что это для меня самое главное. Его богатство, его положение ничего не значат, когда я так несчастна.

— Но ведь ты вышла за него замуж не по принуждению. Ты сама этого хотела! — резко напомнил он.

— Да, — согласилась она, и губы ее затряслись. — Но мне было тогда восемнадцать лет, и я была уверена, что влюблена. В восемнадцать можно убедить себя в чем угодно. Он казался таким…

— Богатым, — подсказал Нолан.

Она оскорбленно вскинула голову.

— Тогда я вовсе не думала о его деньгах. Он увлек меня. Ты… ты не должен был отпускать меня, Нолан, — опустив глаза, прошептала она наконец.

Нолан помолчал, прежде чем спокойно ответить:

— Насколько помню, у меня не было выбора. Ты просто сообщила, что любишь его, а меня — нет.

— Я солгала, — хрипло пробормотала Лиз. — Я очень тебя любила, но…

— Его ты любила еще больше, — цинично усмехнулся Нолан, прервав ее.

— Да, — согласилась она, и слезы градом покатились из глаз. — Я действительно в это верила и не обманывала тебя. Пожалуйста, помоги мне, Нолан! — умоляюще воскликнула она. — Я не знаю, к кому еще обратиться.

— Вот первоклассный адвокат по разводам. — Нолан нацарапал имя и адрес на клочке бумаги и, не глядя, протянул Лиз.

С того дня прошло шесть недель. Он больше не видел ее и ничего не слышал, но никак не мог заставить себя не думать о ней. Да, ей только исполнилось восемнадцать, а ему двадцать два. Но Лиз уже тогда была воплощением женщины. Она дразнила, влекла за собой, смеялась над ним, а он не умел скрывать свои чувства.