Горькая карусель - Лука Люблин
– А тут красиво, согласись? – первой прервала долго длящуюся тишину Сельма, которая была поражена их находкам.
– Трудно с этим поспорить. Для чего только эти комнаты мне не особо понятно, если честно. – Слава продолжал неторопливый осмотр обнаруженного места.
– Без понятия, но выглядят они подозрительно. Кому вообще нужны помещения для жизни на такой глубине? Странно… Я бы даже сказала немного страшно, ну так, совсем чуточку. – она присела на один из стульев и выпрямила расслабленно ноги.
В этой комнате была также еще одна дверь, которая оказалась закрытой. Вергов обхаживал место вокруг Шериновой, пока последняя достала из кармана на половину пустую пачку жвачек и маленький скейтборд – игрушку для пальцев. Как только Вергов утомился выискивать в небольшом пространстве как можно больше интересных, заманчивых деталей, представляя себя героем приключенческого романа, которому предстоит разгадать невероятно сложные пазлы, загадки, ментальные конструкции – он сел напротив нее, придвинувшись поближе к столу и положив указательный, средний пальцы на доску начал делать трюки с игрушкой, постоянно и быстро поднимая скейт в воздух, после чего он часто неудачно приземлялся на стеклянную поверхность и отскакивал в сторону Шериновой, которая легким движением пальца отбрасывала его обратно в сторону Вергова. К удивлению, оба были достаточно спокойны и никаких предпосылок на панику не виднелось на горизонте, только Шеринова немного, как она и сказала выше, была взволнованна и побаивалась такого рода мистических мест.
– Тут дверь и в другой комнате еще одна закрыты. Надо как-то их попробовать открыть, но пока у меня нет никаких идей. – Слава игрался с доской и Сельма рассеянным взглядом следила за резкими движениями кисти.
– Надо бы, только я тоже не знаю как это сделать. – равнодушно ответила она, не отрывая глаз от тонких пальцев Славы.
Стояла абсолютно индифферентная атмосфера. Оба человека были погружены в свои легкие мысли, не касающиеся ничего важного либо же сложного в жизненных аспектах. При этом никто не чувствовал себя напряженно, не в своей тарелке – они дали в определенный момент немое согласие на бессодержательную тишину и оба успешно не нарушали незатейливой, временной договоренности, благодаря которой каждый успел очистить голову от ненужной, излишней информации и разгрузил ее, прибегнув к использованию бесцельного витания в воображении и ностальгии – как раз таки последнее стало главной и чуть ли не единственной темой их последующего длинного разговора, состоящего по большей части из отдельных монологов каждого из них. Сейчас же они довольствовались молчанием, которому аккомпанировали исключительно звуки пластиковых, миниатюрных колесиков скейтборда, ударяющихся о стол. Даже в безмолвии и изолированном состоянии души, Шеринова чувствовала некую общность ощущений, которые они переживали как одно создание с верховной головой и не было надобности делиться ими при помощи слов, когда очевидно присутствовала и функционировала ментальная, когнитивная связь, передающая всю суть ситуации намного лучше чем словосочетания. Порой она с такого рода мыслями слишком заигрывалась и на полном серьезе терпеливо ожидала определенных действий от возлюбленного, пристально взирая на него, в то время как он и не подозревал о чем она думала. Ход такого мышления он не одобрял и критиковал ее за отсутствие прагматичности и более приземленных мыслей – она соглашалась с ним и взаправду прислушивалась к его советом, но в целом ничего не менялось и как бы она не старалась погасить в себе такие думы, ситуация оставалась прежней, она так же продолжала неосознанно наращивать этот клубок перемешанных в кашу мыслей.
Тишина стояла долго, вплоть до того момента, как Вергов протяжно зевнул, широко разинув рот, и поначалу неторопливым темпом начал говорить, желая окрасить занимательной, притягательной беседой нынешнее положение, в котором они нечаянно оказались:
– Знаешь, я иногда вспоминаю тот первый день, когда мы с тобой познакомились. – он отложил игрушку у края и сел более развязно на стуле в комфортной для него позе. – Вот если мне об этом рассказали бы сейчас, что именно ты была инициатор, я бы никогда в жизни не поверил бы этим словам и счел бы их за абсолютный бред, выдуманный детьми. – на ее лице постепенно проявлялась кривая улыбка, как только она представляла перед глазами ту замечательную картину прошлого. – Не уж то я настолько тебе понравился, что ты поборола свою стыдливость и эгоизм? – спросил он и улыбнулся лучезарной улыбкой ей в ответ.
Она не торопилась со словами: поелозила на стуле, опершись руками на сидушку, далее чуть опустила голову, прикрыв физиономию своими волосами и спустя только некоторое время ответила, иронизируя над его ребяческим поведением и мышлением:
– Ну, ты щас сильно не обольщайся, как бы… Тебе просто повезло с телом и лицом, вот и все, и плюс к тому же с хобби, которое подстать тебе. Но в целом да, понравился, что уж тут скрывать. – она перевела взгляд на потолок и дальше так продолжила говорить, не ограничивая себя в потоке слов. – Я себя так странно чувствовала в тот день, ты даже представить не можешь. Очень противоречиво: с одной стороны тянуло почему-то плакать, что бывает у меня не редко, как ты уже понял, но с другой стороны я была так рада тому, что не упустила тебя. И если бы это были слезы радости, но нет, я реально грустила по какой-то неведомой причине. Ты вряд ли заметил мои эмоции в тот день, потому что я их тщательно скрывала, но не долго: как только я вошла в свою комнату и заперла за собой дверь, слезы сами автоматически полились из глаз. Как я себя плохо чувствовала, боже, аж не хочется вспоминать. Но зато на следующий день, когда ты мне написал, я была на седьмом небе от счастья и… – Сельма остановилась и обдумала следующие слова, смотря прищуренно на светящуюся лампочку. – И я тебя так полюбила на самом-то деле, что больше ни о чем другом не могла думать. Я тебе пока не успела об этом
