Наталья Баклина - Гадкий утенок, или Повесть о первой любви

— Мясо… Куриное…

— А мясо себе, что ли, оставляешь?

— Хочешь? Возьми.

Хочу, конечно. Мы его сейчас под сто граммов… — Яша плюхнул куриные лапы и голову в кастрюлю и потащил ее к выходу: — Мужики, живем! Все бы бабы сели на диету!

— Чего это он разорался, — в комнату первой вошла Леночка. В руках она несла пакет с булочками.

— От радости, я ему лапшу отдала, — ответила Шурочка.

— Смотри, как бы он не принес эту кастрюлю тебе на голову надеть, — съехидничала Зинченко, она вошла вслед за Леночкой. — Как выловит лапу с маникюром, так и прибежит говорить тебе отдельное спасибо.

— Не прибежит. Лапы он у меня выпросил вдобавок к лапше. Говорит, под сто граммов хорошо пойдут.

— Да, Панова, такое только спьяну и можно сожрать, — оставила за собой последнее слово Ира, разрезая пополам булочку и обильно смазывая ее яблочным повидлом.

И вот теперь вредная Зинченко опять вспоминает ей эту лапшу!

Глава 3

— М-да, изобилие, — констатировала Эльвира, оглядывая небогатый ассортимент местного сельпо: огромные жестяные банки с повидлом, маринованные огурцы в трехлитровых банках, мешки с крупой и макаронами, желтые слипшиеся конфеты без фантиков, ржавая селедка в корытце, портвейн «Агдам». У другой стены — рядок ватников, шеренга резиновых сапог, оцинкованные ведра, вставленные горкой одно в другое, кучки из лопат и грабель. Отдельно — черенки к ним. После ужина студентов предупредили, что завтра они встают в девять, завтракают и работают на зернохранилище. И девчонки пошли гулять по деревне, знакомиться. Для начала забрели в магазинчик напротив столовой.

— Зинок, мне свешай две селедки, триста грамм «Дунькиной радости», килограмм макарон и «Агдамчику» дай пузырек, — просил толстую молодуху, стоявшую за прилавком, мужичок в коричневом пиджаке, серых полосатых брюках, заправленных в высокие резиновые сапоги, и в светлой сетчатой шляпе в дырочку.

— Петр Ильич, талон нужен, вы же знаете, у меня отчетность.

— Будет тебе талон, Зинуля, будет. Завтра нарисую, принесу, ты меня знаешь.

Мужичок начал сгребать кульки в авоську — ее крупные ячейки расчертили серую бумагу свертков на ровные ромбики. Одна из ячеек пропустила сквозь себя горлышко бутылки с портвейном, и она торчала набекрень эдакой торпедой.

— О, красавицы, здравствуйте, — заметил мужичок девчонок. — Опять нам город лучших девушек прислал! Позвольте вас угостить!

Он пристроил авоську на прилавке и начал разворачивать кулек с липкой карамелью — «Дунькиной радостью»:

— Прошу!

Мужичок протягивал им кулек, оттопыривая мизинец. Шурочка взяла желтую обсыпанную сахаром конфетину, раскусила. Вполне съедобно. Карамель мягкая, начинка из темного вкусного повидла.

— А почему у вас продукты по талонам? — спросила она мужичка.

— Продукты? — не понял он. — Не, не продукты, спиртное по талонам. Уборочная же, сухой закон. Спиртное можно взять только по талонам, талоны выдают в поссовете. Заходите, если что, — подмигнул мужичок.

— А вы директор совхоза? — спросила Лена Голованова и цапнула конфетку.

— Не-е, не дай бог, — рассмеялся мужичок. — Я в поссовете, талоны на спиртное выписываю. Две бутылки красненькой, одна — беленькой в месяц! Так что заходите, если что. Договоримся!

Девчонки вышли на крыльцо и огляделись. Широкая деревенская улица по бокам была с дощатыми тротуарами. Между тротуарами — полоса черной жирной грязи. Грязь была не очень жидкая, и кое-где по ней были проложены утоптанные тропочки, по которым можно было перебраться на другую сторону улицы. Петр Ильич из поселкового совета переходил улицу без всяких тропок, перемешивая грязь своими резиновыми сапогами.

— Да, — протянула Эльвира, — «Путь Ильича». Теперь понятно, почему здесь народ в сапогах гуляет. Сейчас хоть погода стоит хорошая, но представляю, что здесь творится после дождей. Дирекция, я так понимаю, в доме напротив.

Девчонки перешли через улицу — по тропочке, чтобы кеды в грязи не утопить. На обочине дороги приткнулись три ЗИЛа с открытыми кузовами. Над зданием с табличкой «Совхоз „Путь Ильича“, правление» развевался красный флаг с серпом и молотом. Возле крыльца аккуратным штабелем лежали темные полешки. Слева от правления высилась Доска почета с портретами лучших доярок Шурочке запомнилась одна — молодая миловидная блондинка с тонкими чертами лица и темными большими глазами. Она была похожа на актрису, и имя у нее было соответствующее: Ирина Бригг. Мимо девушек простучала каблучками по деревянному тротуару женщина лет тридцати. Она была наряжена в светлый жакет и складчатую юбку длиной чуть ниже колена.

— Интересно, как они тут по такой грязи на каблуках умудряются ходить? И вообще — выглядеть? — удивилась Шурочка и посмотрела вслед женщине. Прическа — начесанные и уложенные локоны — смотрелась идеально.

— Есть женщины в русских селениях, — продекламировала Леночка, наблюдая, как женщина посторонилась, пропуская компанию из трех парней, вывалившуюся на крыльцо дирекции.

— О, девчонки, привет! Вы студентки из Томска? Как там, в городе? — спросил молодой рыжий парень, одетый в брезентовую куртку-штормовку и в серые рабочие штаны.

— Нормально, — кокетливо повела в его сторону глазом Ира Зинченко, — а вы кто? Трактористы местные?

— Не, — засмеялся тот, — мы из Томска. Нас как бы в армию призвали на переподготовку, вот и шоферим здесь уже месяц, зерно возим. Много девчонок приехало?

— Вот, — повела Ира рукой, — мы все. Нас всего десять человек пока, остальные через недельку подтянутся.

— Местные не обижают?

— Нет пока, — засмеялась Ира, — с чего им нас обижать?

Смотрите, если что — скажите мне, я разберусь. Меня Семен зовут, наша общага вон там, на соседней улице, — Семен махнул куда-то в конец поселка и пошел садиться в ЗИЛ. Его компаньоны уже разошлись по машинам и урчали двигателями.

— Я — Ира, очень приятно, — крикнула ему вслед Зинченко. — Правда, симпатичный парень? Интересно, а местные тоже такие же дружелюбные?

— Му-у-у! — ответили ей. По улице шли коровы. Все рыже-белые, с круглыми боками, рогатые и большие, они нахлынули на девчонок пестрой флегматичной волной, которая текла и по черной грязи дороги и по дощатым мосткам-тротуарам. Коровы меланхолично шли прямо на подружек, в последний момент огибая их и перебирая копытами в опасной близости от их, обутых в кеды ног.

— Мамочки-мамочки-мамочки, — бормотала Леночка, зажмурившись. Она боялась так, что даже побледнела, напрочь утратив свой всегдашний румянец во всю щеку.